Чудо революции. Роман о партизане и чекисте Щетинкине

Дело доходило до потасовок, до жестоких схваток. Петр Ефимович ни во что не вмешивался. Бывший офицер не знал, как себя держать. Он набросился на свое запущенное хозяйство. Занялся ремонтом избы, заготовкой дров на зиму. Казалось, наконец наступила она, та жизнь, о которой все последнее время думалось. Появился на свет Шурик. Сын! Хотел сбрить офицерские усики, Васса запротестовала: несолидно, мол, как-то, непривычно, в годах уже. Самые роскошные усы он носил тогда, когда был фельдфебелем, — как две сабли в разные стороны. С повышением в звании и должности укорачивал усы, пока не оставил столько, сколько было положено «вашему благородию». А теперь и с этими хотел расстаться, чтобы слиться с общей массой, снова превратиться в Петра-плотника.

Но, наверное, не для крестьянского труда и не для плотницкого ремесла был рожден Петр Щетинкин.

Неожиданно его пригласили в Ачинск: в Красновку приехал специальный вестовой и передал ему записку от председателя совдепа Саросека с просьбой зайти в совдеп.

Васса заволновалась: «Наверно, потому, что ты бывший царский офицер…» А Щетинкин повертел записку, подумал: не приказ же, просьба. Может быть, и он Советской власти понадобился? Что нужно от него Саросеку? Об этом человеке он много слыхал. Убежденный большевик. Бросали по царским тюрьмам, а он знай свое! Таких твердых людей Щетинкин уважал. Втайне ему хотелось какого-нибудь большого дела, хотелось строить новую жизнь. Собирался сам поехать в совдеп, заявить о своем желании сотрудничать с Советской властью, но боялся, что не поверят.

Нацепил все четыре «Георгия» (пусть знают, с кем имеют дело), поехал в Ачинск.

В совдепе толпился народ, но Саросек принял его без всякой очереди. Усадил на стул, как самого почетного гостя. Посмотрел на награды, усмехнулся:

— Полный кавалер, значит… — и вдруг спросил без обиняков: — С нами хочешь сотрудничать?

Обращение Саросека на «ты», как к близкому товарищу, ослабило внутреннее напряжение, и Щетинкин ответил решительно:

— Хочу!

— Ну вот и хорошо, — обрадовался Саросек. — Мы тебе ответственное дело хотим поручить: возглавить уголовный розыск. Ты всех тут знаешь. Ну как? — Он серьезно посмотрел на растерявшегося Щетинкина.

— Не боитесь бывшему царскому офицеру такое дело доверить? — кривя в усмешке рот, спросил Петр Ефимович.

— Представь себе — нет. Все товарищи остановились на твоей кандидатуре. Бывшие твои солдатики здорово постарались: такую характеристику тебе выдали! — Саросек весело смотрел на Щетинкина своими пронзительно-черными глазами. Был он еще молод, на голове курчавая шапка волос, белозубая улыбка. «Пожалуй, мы ровесники с ним», — подумал Щетинкин.

— А может быть, по военной части, а? Все-таки бывший офицер… — неуверенно предложил он.

— Нет, нет! — решительно сказал Саросек. — Нужен человек опытный, знающий обстановку. Ты, как видно, недооцениваешь важности поручаемого тебе дела. Ильич говорит, что власть взять легче, нежели удержать ее. Мы испытываем это на практике. Ну а военное дело от тебя не уйдет.

Саросек рассказал, что в декабре семнадцатого создана Всероссийская чрезвычайная комиссия, которая стала органом беспощадной борьбы с контрреволюцией, саботажем и спекуляцией. Глупо было бы предполагать, что враги оставят Советскую власть в покое. Готовится общий заговор против Советской власти. В сибирских городах формируются подпольные боевые организации, во главе их стоят офицеры. Судя по всему, есть такая организация и в Ачинске.

Саросеку было известно, что сибирское контрреволюционное подполье разделено на два округа: западный — с центром в Томске — и восточный — с центром в Иркутске. Западный округ возглавляет полковник Гришин-Алмазов, восточный — полковник Эрлец-Усов. В Красноярске и Ачинске также существуют контрреволюционные отряды по нескольку сот человек. Заговором заправляют эсеры и монархисты. Контрреволюция ушла в подполье, но не сложила оружия.

— Сейчас эсеры, меньшевики и монархисты стоят на разных политических платформах — одни за буржуазную республику, другие за восстановление монархии. Но зато они едины в одном — задушить Советскую власть. Реальные силы контрреволюции будут нарастать. Потом они поднимут мятеж…

Так говорил Саросек, стараясь, очевидно, как можно конкретнее донести до сознания Петра Ефимовича важность поручаемого ему дела.

Кое-кого из этих офицеров Щетинкин в самом деле знал.

— Я согласен, — указал он Саросеку.

А тот продолжал:

— Ленин требует усиления карательной политики против контрреволюционеров, уголовников, спекулянтов. Он говорит, что диктатура есть железная власть, революционно-смелая и быстрая, беспощадная в подавлении как эксплуататоров, так и хулиганов.

Васса встретила его с заплаканными глазами.

— Думала, не увижу больше… В каталажку, мол, как бывшего царского офицера, — всхлипывала она теперь уж от радости.

— Скажешь тоже! — насмешливо ответил он. — Я теперь важная птица: начальник ачинского УГРО.

— А что это такое?

— Сам буду вылавливать всякую нечисть, мешающую Советской власти.

— Час от часу не легче! — испугалась Васса. — Да они тебя из-за угла…