Чудо революции. Роман о партизане и чекисте Щетинкине

Жизнь здесь казалась налаженной. Для тех, кто не имел хозяйства, был установлен одинаковый паек. Продотделы заботились о каждом. Но острый взгляд Щетинкина сразу же отметил основную беду республики: во всех органах — и в объединенном совете, и в главном штабе, и в суде, и даже в агитотделе — окопались левые эсеры. Лозунг у них был старый: «Советы без большевиков». И Щетинкин знал, что рано или поздно ему придется столкнуться с этой публикой. Вот почему он сразу же установил тесную связь с большевиками. Их здесь было достаточно для того, чтобы вырвать инициативу у эсеров, повести партизанскую массу за собой. За архиреволюционными фразами эсеры скрывали свое стремление ликвидировать республику, повернуть партизанское движение против Советской власти. И это понимал Щетинкин. Опору он сразу же нашел в лице старого коммуниста, члена партии с тысяча девятьсот шестого года, Сургуладзе, который стоял во главе армейского совета; на других руководящих постах также утвердились большевики из рабочих: Александр Марченко, Василий Гусев, Кузьма Логинов, начальник штаба армии Иванов.

Северо-Ачинскому полку отвели самый трудный участок на левом фланге фронта. Штаб Щетинкина размещался в Семеновке. Это село находилось на линии партизанского фронта, между железнодорожными станциями Камарчага — Клюквенная.

Сюда, на Семеновку, и решили повести наступление белые в первой половине мая.

Но Щетинкин пока не подозревал об этом. Ему позвонили из Баджея и сообщили, что намечено совместное заседание объединенного совета, армейского совета и главного штаба.

Что бы это могло значить?

По улице Семеновки тянулись подводы, на них — мешки с зерном. Щетинкин и Уланов сидели на крыльце штаба Северо-Ачинского полка, курили. Щетинкин был в дурном настроении.

— А что такое государство, Василь? — неожиданно спросил он.

Уланов удивленно посмотрел на него.

— Государство? Не искушен я в теории, Петр Ефимович. У нас в красноярской организации, в железнодорожных мастерских, больше на практику налегали.

— А ты помозгуй.

— Ну, если помозговать, то это, по-моему, орудие классовой диктатуры.

— А какая у нас диктатура, Василь?

— Была пролетарская.

— А теперь?

— Как только в объединенном совете окопался Альянов со своими анархистами и эсерами, затрудняюсь сказать… Как бы хлебец — тю-тю… Колчаку не отдали.

Щетинкин посмотрел на него серьезно.

— Ты читаешь мои мысли, Василь.

— У кого в руках хлеб — у того власть. А они на хлебец лапу наложили. Может, хлебец здесь, в Семеновке, на всяк случ попридержать?..

Щетинкин задумался.

— Нельзя, Василь. Им только дай повод для раскола!

— А если разогнать этот анархо-эсеровский совет?

— Оно бы и очень можно, да никак нельзя. Нужно вытеснить чуждый элемент, завоевать большинство.

— То-то и оно. Мы горели, а они штаны грели…

— Да, пролетариат борется, буржуазия крадется к власти.

— Здорово это вы сказали!

— Это Ильич сказал.

— Ну, если Ильич сказал, то вам нужно немедленно ехать в Баджей.

— Ты читаешь мои мысли, Василь. Главкома в лазарет уложили. Весна, обострение процесса.

— Чудно: агроном — и чахотка!

— В царской тюрьме заработал.

— Ну вот, вы, как помглавкома, обязаны сейчас в Баджее быть. Без вас там никакой стратегии нет. Разогнали бы, а?

Щетинкин поднялся, сказал решительно:

— Ты прав: я должен побывать в Степном Баджее. Что-то они там затевают…

Добротные рубленые дома Баджея разбросаны на огромном пространстве. Церковь. Непролазные лужи. Вдали — зубчатая тайга. На большом бревенчатом доме — четыре окна с фасада, два крыльца с сенцами по сторонам — была прибита вывеска: «Баджейская Советская республика. Армейский совет и главный штаб армии»; герб Баджейской республики: красная звезда, соха и молот. Над домом развевался красный флаг. Горланил петух на плетне.

Дорогу Щетинкину загородили возы с мешками, с бочками, на некоторых возах были самодельные токарные и сверлильные станки, груды свинца и баббита, неисправные винтовки и пулеметы. Пленные помогали вытаскивать застрявшие в грязи возы.

Щетинкин придержал лошадь.

— Граждане, что за эвакуация? Куда вы?

— Это, Петр Ефимович, не эвакуация, а наоборот: в новую столицу переезжаем — в Вершино, — с горечью ответил знакомый Щетинкину партизан.

— Что за ерунда? На самую линию фронта добро везете. Кто распорядился?

— Альянов.

— Петр Ефимыч, мы из Семеновки, — подал голос второй партизан.

— Знаю, Сила Иваныч.

— Вы нас сюда, а они — туда. Говорят, муку в Вершино, в зернохранилище. По распутице сюда еле добрались, а в Вершино совсем дороги нет, и мост через Ману снесло.

— Хорошо, Сила Иваныч. Заворачивайте все на постоялый двор, — решительно приказал Щетинкин.

Петр Ефимович заметил начальника мастерских Горюнова.

— Начальник мастерских? Эвакуацию мастерских и лаборатории приостановить!

— Но я получил распоряжение…

— Выполняйте мой приказ!

— А я вам не подчинен, — с насмешливым спокойствием ответил Горюнов.

Глаза Щетинкина налились яростью, он непроизвольно схватился за маузер, но сразу же взял себя в руки. Сказал глухо:

— Запомните, Горюнов: лаборатория и патронно-оружейные мастерские подчинены мне.