Чудо Рождественской ночи

Потапенко. Знаю я вас! Опять, как в прошлом году, выйдет! Положите мне мертвого младенца, так и рассказ у меня начинался: «Была морозная ночь под Рождество. На снегу лежал мертвый младенец». А потом этот ребенок у меня в рассказе вырос и знаменитым писателем сделался. Критика и придралась.

Черт. Со всяким писателем может случиться! Нынче это бывает!

Потапенко. А все-таки конфуз! Блудных сыновей, как я говорил, приготовили?

Черт. Это которые в рождественскую ночь под родительский кров возвращаются? Отложены.

Потапенко. А хороши?

Черт. Не извольте беспокоиться! Народ испытанный. Они каждый год к Рождеству под родительский кров приходят – после святок опять из дому бегут.

Потапенко. Кажется, все? (Вынимает записочку.) Двадцать два святочных рассказа для Петербурга, восемьдесят восемь в Москву, четыреста двадцать семь в провинцию. Думаю, провизии хватит?

Черт. Покойничков с пяток еще останется.

Потапенко. Ну ничего, я их для будущего года замариную.

Входит дама.

Дама. Дайте мне Наполеона.

Черт. Наполеона, изволите, нету-с. Сами понимаете: Наполеон один, а беллетристов много. Наполеон занят-с.

Дама. Ну ничего! Дайте мне в таком случае небольшого щенка. У меня хороший сюжет был – как Наполеон в Корсике в рождественскую ночь чуть-чуть не замерз. Ну да я Наполеона на щенка переделаю. Скелеты у вас есть?

Черт. Скелет есть хороший. Выдержанный скелет. Столетия три в стене лежал.

Дама. Вот такой мне и нужен. Покойников дайте с десяток, только пострашнее каких!

Черт. Покойник будет первый сорт! Страшенный!

Дама. Вы не поверите, г. черт, сколько с детьми возни. Я, надо вам сказать, пока покойник муж был жив, ничего не делала – только дети каждый год родились. А как осталась вдовой без всяких средств – ну и пришлось литературой заняться!

Черт (с соболезнованием). Это со многими писательницами случается.

Дама. Вы не поверите, сколько с этими детьми литературных хлопот. То за Вавочку в гимназию платить – роман пиши. То у Кокочки коклюш – рассказ пишешь. То Нюнечка панталончики порвет – новеллу по этому случаю писать надо. Ужас!

Барышня (подходя). Donnez-moi des cadavres!..[186]

Черт (не рассмотрев). Тпрют сюит,[187] мадам.

Барышня (обиженно). Какая «madame»?!. Мне еще четырнадцати лет нету!

Дама (с участием). И давно пишете?

Барышня. Il у a déjà deux ans![188]

Подходит мальчик с палкой шоколада в руках.

Мальчик. Г-н солт! Позвольте мне падсую сенсину для рассказа, чтоб она возлоздалась!

Дама (с умилением). И ты пишешь, малютка?

Мальчик. Писю.

Дама. А который тебе год, крошка?

Мальчик. Сесьтой!

Дама (всплескивая руками). Ах, какой ребенок! По шестому году какие уж повести пишет! А мой Кока: девятый год мальчику, в первый класс ходит, – и до сих пор только одну драму написал!

Покупатели все приходят, приходят, приходят.

Вельзевул (потирая руки). Эко их сколько расплодилось, писателей-то! Это новая казнь, которую я выдумал для мира! (Злорадно ударяет ладонью по связке книг, на которых написано: «Новые журналы и газеты»):

Люблю я новые журналы,
Плодят писателей они…

Н. Носилов Цинга

Это было ровно одиннадцать лет назад, когда я на Новой Земле проводил вторую полярную зиму; и вот что записано мною в один рождественский вечер про это в моем старинном потертом новоземельском дневнике.

«…Наконец мы, слава Богу, дожили до Рождества, наконец мы дожили до милых святок, и сегодня в моем маленьком кабинете была устроена первая в эту зиму вечериночка, на которой собрались все мои немногочисленные новоземельские друзья. Первая вечеринка. Вторую – это уже решено – мы завтра устраиваем у наших помор. Ничего… что это будет в бане. Третью нам уже обещал устроить сегодня старик Фома, хотя, кажется, у него ровно нечем будет угостить, кроме сырого оленьего мяса, но это пустяки: он так хорошо рассказывает про свои приключения на этом острове; четвертую мы уже наверное сговорим устроить нам старика Сядея, хотя туда придется принести нам все свое, потому что у него ровно нет, кажется, ничего, кроме тюленьего сала… Целый ряд вечеринок, целый ряд вечеров со странными рассказами, таинственными рассказами, какие только и можно услышать от таких странных обитателей полярных стран, как странны, таинственны и полны чего-то ужасного эти сами страны, как странна и таинственна эта трехмесячная полярная ночь!

Я не могу сейчас прийти в себя от того, что я слышал из этих рассказов, но постараемся сначала записать все как было, по порядку, чтобы после воскресить все это в своей памяти.

Самый этот вечер сегодня начался для меня чем-то странным, и я подумал уже, что надо мной кто-то шутит: так шутит, как только шутят в святки. Недаром они пользуются у нашего народа такой славой.