Чудо в перьях (сборник)

Тут сквозь мечтания проступает правда: ни в Париж, ни в Женеву девочка не поедет. Ни в Москву не поедет, ни оттуда – в Израиль. Потому что сначала случится Бабий Яр. Им обеим – и девочке, и тетечке – суждено увидеть такое, чего не прочтешь ни в одной книжке.

«Когда тетю, седую и старенькую, гнали на смерть… тогда, в последний момент тетино сердце возрадовалось»: девочку из колонны – удалось ей вытолкнуть…

Вот это и есть настоящая правда. Ты еще доживи до подлеца-майора из комиссии военного училища, который вернет твоему сыну анкету. Это потом ты скажешь, что таким ответом мальчика «убили». А сначала – Бабий Яр.

Нет! Нет! Это еще очень далеко! – останавливает свое повествование Галина Артемьева и поворачивает действие вспять. – Лучше оставить их, склонившихся над книгой при свете керосиновой лампы… Пусть девочка водит пальчиком по черненьким буковкам:

Татьяна, русская душою,
Сама не зная, почему,
С ее холодною красою
Любила русскую зиму…

Мы подходим к последней точке хождения души по мукам этого мира. Да, есть русский быт… бессмысленный и беспощадный. Но есть русская культура, рожденная этим бытом, и она искупает его. Русская культура – единственное спасение… даже тогда, когда тело выдирается на историческую родину сквозь дурь Овира.

Посмотришь на эту жизнь – ну, все, конец света. Хотя про конец света лучше не думать, – укрепляет себя Галина Артемьева. «В Средние века тоже был конец света. Сто лет назад тоже был конец света. Разве нет? И ничего…»

Ничего… Вслушаешься в Пушкина… Или в то, как базлают московские кореша на Страстном бульваре. Вы слышали, как они сейчас говорят? Не «мне лень», а «мне лениво»! А это: «Здравствуй, сука!» – просто в гурманский восторг впадаешь от такой фишки! И интуичишь, как они теперь стремаются. Как корифан базарит.

Прирожденная русская рассказчица ловит в современной речи это дикое блудословие. Не может оторваться от диких сил, шевелящихся под цветочками в садочке, заходится от веселой злости, от отчаянного всепрощения, от ненавидящей любви к тем, без чьего прикольного косноязычия не спастись душой ни в Тель-Авиве, ни в Берлине, ни в Париже, ни в Женеве…

–  Я лингвист, – на всякий случай объясняет выпускница Московского университета.

Конечно. И лингвист – тоже.

Лев АННИНСКИЙ