Чудо

— Ну что ж, все в ваших руках. — Он поставил пустой стакан на край стола и встал на ноги. — А мне пора. Только сегодня и завтра — больше времени у нас не остается. Надеюсь, связь между нами будет постоянной. — Епископ сделал шаг по направлению к двери. — Мне бы вашу уверенность…

Отец Рулан встал из-за стола и слегка поклонился.

— Веруйте, — произнес он с улыбкой.

Помолчав, епископ Тарбский и Лурдский сердито сверкнул на него глазами и вышел из кабинета в базилике Четок.

* * *

В прекрасно обставленном кабинете инспектора Фонтена, находящемся в комиссариате лурдской полиции по адресу: улица Барон-Дюпра, дом 7, Лиз Финч почти закончила беседовать с хозяином кабинета, а страница блокнота, лежащего на ее колене, все еще оставалась девственно чистой.

Лиз заранее знала, что из этого интервью ничего не выйдет. К тому же Билл Траск ясно дал ей понять, что и ему лично, и агентству АПИ в целом абсолютно наплевать на убийство какого-то там ничтожества. Тем не менее, надеясь добиться хоть какого-то сдвига в этой истории, но главным образом потому, что ей все равно нечего было делать, а отчаяние становилось невыносимым, Лиз все же договорилась об интервью и прошла это испытание от начала до конца.

Ситуацию усугубляло то, что инспектор Фонтен оказался типичным занудой-чинушей. От рождения обладая авторитетной внешностью, седеющий, но атлетически сложенный (говорили, он до сих пор остается капитаном местной футбольной команды), этот человек был начисто лишен воображения. Лиз была уверена, что каждое утро он в одно и то же время поднимается с постели, перекладывает бумаги с одного места на другое, несколько часов кряду просиживает штаны, а затем засыпает крепким, здоровым сном. На стене за спиной инспектора Фонтена висели два фотопортрета. В одной рамочке располагался Альфонс Бертильон[35] из Парижа, в другой пристроился профессор Эдмон Локар[36] из Лиона. Эти двое олицетворяли всю мощь сыскного интеллекта, сосредоточенного в этом помещении. Инспектор Фонтен в упор не видел, каким образом из убийства молодой прекрасной француженки в этом оплоте целительства можно извлечь хоть что-то для журналистской статьи.

— Итак, — заключила Лиз, уставшая от увиливаний и бессвязностей, которыми потчевал ее инспектор, — на данный момент подозреваемых не имеется.

— Потому что нет улик, — в сотый раз повторил инспектор Фонтен. — Я склоняюсь к мнению, что некто, по всей видимости незнакомец, проник с улицы к мадемуазель Дюпре с целью ограбления. Она застала его в своей квартире и, не исключено, попыталась ему воспрепятствовать. А он ее убил и скрылся с места преступления.

— Но если это ограбление, то что-то наверняка оказалось бы украдено. Квартира принадлежит официантке Доминик, подруге Жизели. У самой Жизели там не было практически никакого имущества. А Доминик, устроив у себя дома проверку, сообщила вам, что ни одна вещь у нее не пропала.

— Вероятно, взломщику кто-то помешал, вот ему и пришлось убежать с пустыми руками.

— Возможно, — кивнула Лиз, хотя ей очень хотелось крикнуть «невозможно!» этому занудливому и тупому инспектору.

— Еще более осложняет нашу работу то, — напыщенно продолжил Фонтен, — что мадемуазель Дюпре знала всех вокруг и пользовалась всеобщей любовью. Ни у кого из местных жителей нет ни малейшего повода причинять ей зло.

Уже закрывая блокнот, Лиз неожиданно выпалила:

— А как насчет неместных? Может, иностранец какой-нибудь, паломник из-за рубежа, просто приезжий?

— Вы же сами способны понять, в чем здесь трудность, — ответил инспектор. — Трудность в самой профессии мадемуазель Дюпре. Она работала гидом, и многие ее группы целиком состояли из иностранцев. Они постоянно приезжали и уезжали — туда-сюда, туда-сюда…

— Не было ли среди иностранных туристов кого-нибудь, с кем бы она подружилась?