Чудодей

Корабль катился по волнам. Вода была ядовито-зеленая и холодная. Небо — безнадежно серое. Снова ожила борьба между врачом и ротмистром за поэта Вайсблата. Каптенармус Маршнер после возвращения из пивоваренных угодий Бетца стал, как говорится, правой рукой ротного командира. Грязная рука! Она доставила поклоны и пожелания от жены и дочерей Бетца. Ротмистр выказал благодарность. Он извлек Маршнера из заплесневелой каптерки, произвел в фельдфебели и дал ему под начало отделение. Новое назначение не было для Маршнера желанным. Он явился к своему воинственному благодетелю.

— Господин ротмистр, прошу разрешения искоренить эту заразу.

— Какую?

— Прошу разрешения помочь выяснить случай с Вайсблатом.

Понимающая улыбка. Подлое хихиканье. И вот этот Маршнер — на больничной койке. Он занят тем, что разматывает клубок бечевки, обматывает ножки кровати, дверные ручки, корабельную лампу и всевозможные предметы. Ничего другого, кроме как тянуть колючую проволоку, он делать не умел.

Они ехали по Германии. В товарных вагонах было не светлее, чем в корабельном трюме, зато настроение — превосходное. Можно отодвинуть в сторону дверь вагона и смотреть, как родина, где весна уже в полном разгаре, проносится мимо них. Щебечущие зяблики в робко зеленеющих деревьях; приветливо кивающие женщины в весенних платьях. Нехватка тканей укорачивала юбки. Война создала свою моду! Аллилуйя, любовь цветет и во время войны!

По вагонам перекатывались разные слухи. После долгого перерыва снова запели: «Птицы в Ваагальде, те пели чудесно, чудесно на родине, на родине…»

Один из слухов был наиболее упорным, так как он соответствовал желанию многих. Слух этот был так настойчив, что мог претендовать на правду: обратно в гарнизон! Полк формируется заново! Перестройка для особых целей! Отпуск на родину!

Некоторые даже знали, какой продолжительности будет отпуск: семнадцать дней. Это звучит правдоподобнее, чем круглый срок — три недели. О, фантазия находит пути, чтобы прикинуться правдой! Они продвигались медленно, а на некоторых товарных станциях простаивали целые дни. В последнее время противник позволял себе чаще, чем ожидали, сбрасывать бомбы на Германию.

— Кто сказал, что генерал-фельдмаршал Геринг зовется теперь Майером?[25]

— Он сам сказал.

— К этому следует заметить: противник ведет себя подло и преступно, бросает бомбы ночью и с большой высоты. Это значит, что он не может нам смотреть в глаза.

— Еще бы, глаза-то у нас подбитые.

Нелегкая задача для офицеров и унтер-офицеров держать солдат в руках во время долгих стоянок. Однажды утром Вайсблат появился в солдатском вагоне.

— Матерь божия, ты здоров?

— Середка на половинку. Кое-как обошлось.

— Потерял аппетит к крыльям?

Вайсблат, недовольный, отвернулся от Крафтчека, который обращался с ним когда-то по-матерински.

— Итак? — спросил Станислаус.

— Оставь меня в покое!

Вайсблат искал в вагоне свободное место. Станислаус напомнил ему о письменно заверенной дружбе, и Вайсблат стал доступнее. Где он мог писать об Элен? Уж не здесь ли, в этом вагоне для скота? Станислаус во что бы то ни стало хотел держать любопытных подальше от Вайсблата. Какое представление имеет этот Бюднер о писанье! Для писанья должны быть определенные предпосылки. Вайсблат не репортер, который, так сказать, в любом положении, чуть ли не лежа, стряпает свою писанину. Вайсблат уже просил у матери хорошей бумаги и сигарет «Амарилла». Ни бумага, ни сигареты до сих пор не прибыли.

Они ехали по Баварии. Проклятия в вагоне множились, как вши, хотя и не все виды на отпуск были потеряны. Разве Австрия не Германия, разве фюрер, наш вождь и освободитель, не вернул ее домой, чтобы полностью использовать ее именно так, как ему заблагорассудится? Конечно, Германия велика и не кончается Баварией.

Когда их поезд остановился на товарной станции в Бамберге, жена пивовара-ротмистра перелезла через груду угля. Пивовар приветствовал свою супругу, стоя на ступеньках вагона второго класса. Жена пивовара-ротмистра Бетца носила крест «За военные заслуги» второго класса. Она заслужила его в Париже на пиру во время взрыва! Бетц дал жене указания по изготовлению разжиженного пива. Его баварский народ, несмотря на войну, не должен полностью отказываться от своей привычки к пиву. «Теперь, конечно, растянем немного запасы ячменя, Резерль!» Нашлись люди, которым хотелось верить, что они слышали, как ротмистр сказал жене: «Успокойся, я скоро вернусь, Резерль!» Разве это не означало отпуска на возвращенную родину Австрию?

— Всякое бывало, на войне все возможно, — предсказывал Крафтчек. — На войне уже бывало, что через Вену едут в Глейвиц, Гинденбург и Бойтен, только пыль столбом стоит. Я не был бы так уверен, если бы на корабле мадонна мне не кивнула.