Чудотворцы

– О, очень многие. Жрецы почти всех их богов, правители номов, чиновники, оптовые торговцы. Все те, чьему миру мы угрожали нашими идеями. Поэтому, нам пришлось уйти.

Больше в этот день он ничего не сказал. Публий долго не мог заснуть стараясь понять, что крылось за словами Симона – "подход к жизни". Уже совсем засыпая, он почему-то вспомнил сказанное Никандром после разгрома под Вифероном: "…каждый воин – армия".

В дальнейшем, Симон рассказал о переходе через пустыню, о завоевании этой страны – Иудеи, о некоторых обычаях, которые показались Публию неимоверно сложными, и о многом, многом другом. Публий задавал вопросы и на некоторые маккавей отвечал, а на некоторые – нет. И, хотя он не удосуживал себя объяснением отказа, Публий чувствовал, что ответ был бы – ты еще не готов. А у него все время возникали вопросы, ответов на которые пока не было. Поэтому спалось плохо. Зато глаза цвета мокрого песка стали являться ему реже, и это было хорошо.

За все время их путешествия он так и не спросил, куда они направляются, но не был удивлен, когда вдали показался знакомые уже холмы. Однако в Ерушалаим они не пошли, оставили его по левую руку и начали огибать с юга, стараясь держаться вершин окрестных холмов. Там же, внизу была виден город эллинистов с возвышающимися над ним стенами Хакры. При виде этих стен, Публий усмехнулся, усмехнулся совсем незаметно, как ему показалось. Однако его проницательный хозяин то ли заметил, то ли догадался.

– Хорошая работа, инженер – спокойно сказал он – Слишком даже хорошая.

Они продолжали огибать Ершалаим и поднялись так высоко, что Публий сумел увидеть огромное, почти квадратное здание в самом центре города.

– Храм – сказал Симон и его голос дрогнул.

Отсюда трудно было разглядеть самое святое для иудеев место, и Публий спросил:

– Мы туда пойдем?

– Там сейчас нечего делать – хмуро ответил маккавей – Наш храм разграблен и осквернен. Но тебя туда все равно бы не пустили, разве что удалось бы посмотреть на стены храма снаружи.

– А мы?

– Мы направляемся в Мицпе.

Мицпе оказался полугородом-полудеревней, разбросанным по склонам холма, возвышающегося над Ершалаимом. Он уже начал отстраиваться после набега Горгия: дома восстанавливались, и базарная площадь уже жила своей базарной жизнью. Появились трактиры и попины, и в одной из них Публий встретил старого знакомого. Сам он пришел туда с двумя оболами в поясе, которые дал ему Симон. Произошло это вечером, после того как их с маккавеем приняли в доме не то родственников не то друзей на краю города. Было похоже, подумал даже Публий, что Симон предпочитает окраины. Два обола Симон сунул Публию молча, не сказав для чего дает, а у Публия хватило ума не спрашивать. Теперь он сидел на скамье в темном углу попины и потягивал вино из глиняной кружки. Напиваться ему не хотелось, но легкое опьянение расслабляло и, казалось, проясняло разум. А подумать было о чем… Недолгое пребывание в модиинском доме Симона принесло такой же недолгий покой, но этот покой был обманчив. Жизнь раба у доброго хозяина привлекала, и именно это пугало бывшего инженера. Можно продолжать править серпы и чинить стены. Можно и продолжать рассказывать сказки маленьким Хашмонеям. А потом они вырастут, уйдут в большой мир, увидят Фаросский маяк, разливы Нила, ершалаимский храм и многое другое. Возвращаясь иногда в отчий дом они будут приветливо кивать доброму, старому рабу, а потом снова уходить туда, куда он уже никогда не сможет попасть. Хорошо ли это? А еще в том доме, в самом его углу, будут темные глаза в которых не отражается луна, темные волосы, которые никогда не вспыхнут медью и маленькие пальчики на ноге, которых никогда не сможешь коснуться. Наверное, он все же выпил слишком много, и мысли путались, а может быть виной этому было вовсе не вино. Но тут его размышления прервал плюхнувшийся за его стол Агенор.

– Возрадуйся инженер – Публий ни разу еще не видел его таким жизнерадостным – А ты все пьешь? В Хакре пил, в Эммауме пил, и здесь пьешь? Похоже тебе все равно где пить, лишь бы было вино.

– Ну а ты, Агенор, все рассказываешь сказки об Иудейском Молоте? Кому теперь? – Публий сказал это на иврите – Кого теперь надо напугать?

– Ого! – радостно завопил бывший эллинист – Оказывается, у нас теперь свой, еврейский, инженер.

– Не инженер – мрачно поправил его Публий – … А раб.

– Раб? – Агенор внезапно стал серьезен – Чей раб?

Какая ему разница, подумал Публий? Но разница, несомненно, была, потому что Агенор с нетерпением ждал ответа.

– Мой хозяин – Симон Хашмонай.

На лице Агенора разлилось неописуемое изумление, и он посмотрел на своего собеседника странно, очень странно. Публию даже показалось, что на него смотрят с почтением. Он мотнул головой… Я, наверное, сошел с ума, подумалось ему, или слишком много выпил. Да нет же, на два обола много не выпьешь. Так в чем же дело?

– В чем дело? – спросил он.

– Ты что, не знаешь кто такой Симон бен Маттитьяху?

– Он мой хозяин. Зачем рабу знать больше?