— Что вы тут затеяли, а? Кудряшов!
— Я, товарищ полковник! — отозвался лейтенант из своего укрытия.
— Перепугали детей, понимаешь... — сердито сказал Буров. — Парень, у тебя там что, пистолет?
— Револьвер, — ответил я.
Револьвера я не опускал, хотя не представлял, как, в случае чего, смогу выстрелить в нормального живого милиционера.
Волшебные слова про кувшин снова вылетели из памяти, но я был уверен, что они все равно не подействуют. Ситуация получалась диковатая: с одной стороны, милиция, малопонятные тинейджеры с пистолетом, с другой — стоящий спокойно мертвец, на которого никто, кажется, не обращает внимания.
— Давайте заканчивать этот концерт, — предложил Буров. — Садитесь в мою машину, а ты, Кудряшов, давай обратно в отделение. Разберемся. Тут вам не Чикаго, в конце концов.
Лейтенант, опасливо поглядывая на меня, забрался в «уазик». Водитель проскользнул за руль уж вовсе незаметно, дал задний ход, разбросав из-под колес гравий, лихо развернулся и, не выключая мигалки, поехал прочь.
Полковник Буров облокотился на капот машины — алука стоял максимум в полуметре от него — и сказал:
— Не перестаю удивляться. Казалось бы, жизнь научила, что связываться с людьми — себе дороже, а вы наступаете на одни и те же грабли. Кто просил тебя лезть ко мне домой? Я уже не говорю о вас...
— Мы молчали. Я глупо перевел револьвер на алуку, потом — на полковника.
— Стрелять будешь? — спросил Пах. — Напрасная затея. Лучше садитесь в машину, я обещаю, что не причиню вам зла.
— А что вам помешает соврать? — угрюмо спросил я.
— То, что я приглашаю вас, а не прошу сделать это его.
Пах кивнул на алуку.
— Он не справится со всеми тремя одновременно. Кто-то успеет убежать!
— Попробуйте, — улыбаясь, сказал Князь-полковник.
И мы попробовали.
2
Правильнее сказать — мы хотели попробовать. Но в конце переулка появилась очередная машина, и я вовсе не удивился, когда увидел знакомый алый отблеск. Тяжелая «Волга», не тормозя, ударила «уазик», раздавив алуку пополам. Мертвец заскреб руками по капоту, изо рта хлынула темная жижа, пистолет отлетел в сторону. Более высокий «уазик» подскочил, но остался стоять; хрипящий алука оказался, таким образом, в ловушке. Пах с чрезвычайным хладнокровием сделал несколько шагов в сторону и подождал, пока отец Лорки выберется из «Волги». В руке Стефана я увидел Жезл.
— Похвально, — произнес Пах. — Ты привез мою вещь, чтобы вернуть ее.
«Ашпарбахан»... «Эш-назг-гимбатул»... — вертелось у меня в голове. И все не то. Чертов тарабарский язык...
— Здравствуй, Пах, — сказал отец Лорки. — Я не отдам тебе твою вещь.
— Здравствуй и ты, чьего имени я не знаю, — сказал полковник (если бы вы знали, каким безумием это выглядело, когда два взрослых мужика разговаривают, словно герои фильма; ну типа как Дарт Вейдер и Оби Ван Кеноби).
— Тебе не нужно его знать.
— Правильно, мне не нужно его знать, потому что не всегда безопасно знать имя того, кого убиваешь.
— Убирайтесь отсюда! — прошипела Лорка. Теперь она стояла, опустив руки, но видно было, что готова броситься вперед в любую минуту. — Пока они говорят, бегите!
Я помотал головой.
— Что тебе нужно, Пах? — спросил Стефан. — Перемирие нарушено?
— Перемирия не было.
— Ты понимаешь, о чем я говорю...
— Не было ничего. Я живу по своим собственным законам, и мое племя поступает точно так же. Не становитесь у меня на пути, и тогда из вас погибнут лишь те, кто подвернется случайно, словно муравей на тропинке. Муравьи лакомы, но — мелки.
— Ты переоцениваешь себя, Пах. Вспомни, что случилось в Палестине.
— О, да ты просвещен! Я-то думал, об этом давно забыли, — с улыбкой произнес полковник Буров. — Позволь спросить, зачем ты-то сюда явился, да к тому же с семьей? Если ты настолько осведомлен, ты наверняка должен помнить и о том, что произошло с некоторыми твоими соплеменниками.
— Семья де Гурси?
— Можешь называть его так, если угодно. К тому же он был не один, многие из вас наступают на все те же грабли, я уже говорил твоей дочери... Это ведь твоя дочь, не правда ли? Шустрая и миловидная девица, да с друзьями сплоховала... Послушай, я погорячился: отдай мне Жезл, и разойдемся с миром.
— Я знаю, что ты лжешь. И ты это знаешь не хуже меня.
Защемленный между двумя тяжелыми автомобилями, алука продолжал скрестись и булькать, но опасности, кажется не представлял. Видимо, в нем кончился завод.
Стасик толкнул меня:
— Леха! Может, правда рванем? Они и без нас разберутся...
— Кто тебя отпустит? Или ты думаешь, что Пах нас не найдет потом, даже если удастся убежать сейчас?
Стасик послал меня и притих.
— Отпусти детей, — предложил тем временем Стефан.
Он держал Жезл перед собой двумя руками, как меч. Неужели эта уродливая железяка в самом деле такая опасная? Стефан же сам сказал, что она нам «не слишком поможет»... Правда, «не слишком» — это то же самое, что «чуть-чуть». Мизерная надежда есть...
— Я готов отпустить детей. Отдай Жезл.