Чудовищ нет

Стасик посмотрел на меня как-то по-особому, искоса. Догадывается, что ли? Если честно, мне уже было все равно. Спать, что ли, лечь? Утро вечера мудренее, как говорится в сказках. Я посмотрел на починенную антресоль. Если бы не она, ничего бы и не было... По крайней мере, я не нашел бы револьвер и дневник, не показал бы их Лорке; а дальнейшие события уже цеплялись одно за другое. Хорошо в книжках: там бы я узнал хитрый способ победить Паха, всех бы спас, Лорка бы меня расцеловала, и все жили бы долго и счастливо. На деле получилось не так — именно поэтому я перестал читать почти всю русскую фантастику, потому что это ходовой финал у наших авторов. Даже те, кто, по идее, должен бы писать иначе, пишут именно так. Или их издатели заставляют, чтобы лучше продавалось?

— Стас, я — отбой, — сказал я. — Падай тут, если хочешь.

Как ни странно, я уснул сразу же. Даже зубы забыл почистить...

...А разбудила меня Лорка.

— Ты точно не можешь меня укусить, чтобы я жил долго и счастливо? — спросил я, открыв глаза.

Сон? Нет, не сон, потому что она дотронулась до моего лба прохладной ладошкой и грустно улыбнулась:

— Я же тебе говорила: не могу. Ты — один. Я — другая. Между нами не может быть ничего общего...

— Между нами очень много общего.

— У нас, а не между нами, — поправила Лорка. — У нас. А это совсем другое дело. И одним укусом его не исправишь.

— Чем все кончилось? — спросил я, садясь в постели. — И как ты попала в квартиру?

— Меня впустил Стас. Он домой пошел, довольный... Пошло пошутил напоследок. Такой же, как раньше, в общем. Это вчера он перепугался, а так парень хороший, веселый.

— Угу... — Я согнал кота, забравшегося в пододеяльник и спавшего там. — Так чем кончилось?

— Пах тебя больше не побеспокоит, — несколько важничая, сказала Лорка.

— То есть? Твой папундель его прикончил?!

— Паха нельзя так просто прикончить, Леша. Но он был вынужден покинуть город. Больше не вернется, по крайней мере, ты его больше не увидишь. Я не стану объяснять, что да как, меня и так папа к тебе отпустил под честное слово... Понимаешь, я глупо поступила. Не нужно было ничего этого делать.

— Но Пах свалил?

— Свалил.

— Гарантия?

— Гарантия.

— Кто ж будет новым начальником милиции? Оборотень? Пошли в шк... — Я увидел, что на часах почти одиннадцать. — Гулять пошли, что ли?

На лестнице нам навстречу попался соседский мужик, с утра уже никакой.

— Жыних. Жыних и невеста, — сказал он с трудом и захихикал. — Батьке скажи, щоб на свабд... на свадьбу щоб позвал! Не забыл! Это ж надо, прям с койки небось и в школу!

— Пошел ты в жопу, дядя Коля, — сказал я ему без обиды.

Лорка засмеялась.

Солнышко, ветерок... Почти лето.

— Что вы теперь будете делать? — спросил я, пиная валяющуюся на асфальте сигаретную пачку.

— Уедем.

— Куда?

— Я еще не знаю... И не скажу тебе, когда узнаю. Но я тебе обязательно напишу. Правда, без обратного адреса.

— Это обязательно?

— Ты и так знаешь больше, чем хотелось бы, — с укоризной сказала Лорка.

Я усмехнулся:

— Как в анекдоте про Деда Мороза. «Теперь вам придется меня убить».

— Нет, конечно... Что ты можешь сделать с тем, что знаешь? Написать в газету? Выступить по телевидению? Написать письмо президенту? А ты знаешь, кто он, президент?

— Что, и он?!

Я остановился. Лорка кашлянула, то ли утвердительно, то ли отрицательно, и продолжила:

— Тебе никто не поверит. А если и поверят, к примеру, в газете, то лишь в такой, к которой есть устоявшееся отношение нормальных, прагматичных людей. В «Известия» или «Российскую газету» тебя никто не пустит, а в желтых листках можешь болтать все, что заблагорассудится, они на этом зарабатывают деньги, им самим веры нет никакой... Теперь ты понимаешь, почему мы не боимся огласки? Твой прапрадедушка, к слову, тоже это понял. И описал в своем дневнике. Кстати...

Она раскрыла сумку и подала мне обычный листок, компьютерную распечатку.

— Последняя запись. Это последняя запись, которая была в дневнике твоего прапрадеда. Я перевела для тебя. Прочти потом... дома...

Я взял листок, сложил вчетверо и убрал в карман ветровки.

— А теперь мне пора, — сказала Лорка.

Очень ласково, она никогда, кажется, со мной так не говорила. Мне могло и показаться, но — нет, никогда. В глазах ее я увидел слезы, которые тут же исчезли, но они там были, я в этом уверен.

— Если ты меня не хочешь кусать, то поцелуй, что ли... — неловко сказал я.

И мы поцеловались. Ее губы были влажными и упругими, от нее пахло хорошими духами, но мне почудился металлический запах крови — так пахнут мелкие монеты, если набрать их в горсть, потереть в ладонях и поднести к лицу.

— До свидания, Леша, — сказала она, отстранив меня. — Если ты думаешь, что мне легко расставаться, то ты ошибаешься. Очень сильно ошибаешься. Но чем скорее мы расстанемся, тем будет легче и мне, и тебе. Я напишу, обязательно напишу!

Она повернулась и пошла по аллейке, потом побежала. Сумка била ее по спине, ехавший навстречу дед-велосипедист вильнул, выругался вслед... Я подождал, пока Лорка свернет за поворот, и пошел домой.

ЧАСТЬ ДЕСЯТАЯ ГОД 1880-й