Чудовищ нет

— Аглая, если тебя не затруднит, оставь нас наедине, — попросил Иван Иванович.

— Останьтесь, госпожа Мамаева! — жестко и властно произнес Кречинский.

И Иван Иванович понял, что Аглая сделает все, что ей велит демон. И самое обидное, что ничего демонического в этом почитании нет: Кречинский для нее герой, борец, а он, чиновник Рязанов, — мерзкий холуй и сатрап. Ее и привели сегодня лишь затем, чтобы посмеяться над ним... А он — чем он хотел напугать демона? «Суриозностью вида»?

Окликнув пробегавшего мимо официанта, Иван Иванович громко велел ему:

— Любезный, принесите мне водки.

3

Когда запотевший графинчик встал на стол, Иван Иванович понял, что момент наступил. Но его опередили люди полицмейстера: двое в черных чесучовых костюмах, выхватив полицейские «бульдоги», уже бежали к столику. Истерично завизжала женщина, где-то разбилась посуда, дробно рассыпавшись по полу.

— Вон! Все вон! — завопили сзади.

Над головой грохнуло, посыпалась штукатурка.

— Всем оставаться на местах! Лечь на пол!

Это кричал, кажется, Горбатов; Иван Иванович его не видел, полностью сосредоточившись на Кречинском. Демон застыл на месте, будучи, казалось, ошеломлен, и Рязанов прыгнул на него прямо через стол. В руке он держал то, что казалось ему наиболее уместным оружием в данной ситуации: камешки старого Овсея Цихеса — Эль, Элое, Саббаот, Адонай, Тетраграмматон. Расплеснув соус тартар, Иван Иванович сбил Кречинского вместе со стулом на пол и принялся запихивать ему в рот амулеты. Демон корчился, выказывая недюжинную силу, но Рязанов вцепился в него и не выпускал. На спину посыпался град мелких ударов — наверное, Аглая... Иван Иванович не обращал на них внимания. «Можете не носить с собою попусту эти варварские амулеты. Уверяю, меня они нисколько не беспокоят», — сказал вчера Кречинский. Стоило ли говорить об этом только ради демонстрации своего превосходства? Или демон все-таки опасался? Судя по тому, как задыхался сейчас Кречинский, как ослабли его руки, опасался, и не зря. Втискивая в хрипящую глотку скользкие от слюны камни, Иван Иванович не слышал, что происходит вокруг, и его вернули к реальности лишь выстрелы, загремевшие над самой головою. Затем кто-то потащил его прочь, ухватив за плечи.

— Полноте, господин Рязанов, голубчик... да оставьте вы его... — бормотал знакомый перепуганный голос.

Иван Иванович раздернул ворот, кто-то сунул в руку холодную рюмку, посоветовал:

— Выпейте, выпейте...

Рязанов глотнул водки, поставил рюмку куда-то в пустоту.

— Вяжите его... — пробормотал он. — Вяжите.

— Вяжут уже, — успокоил все тот же знакомый голос. Федор Ермиевич Свиньин, утирая с лица пот платочком, присел на корточки рядом. — Вы-то целы?

— Цел, — сказал Иван Иванович. В самом деле, стреляли ведь, кажется, не в него... — Кто стрелял?

— Дама, — развел руками полицмейстер. — А потом Брюханов, из моих...

— В кого?

— Да в нее же, — пояснил полицмейстер. — Она сначала в полковника, а потом в вас было намерилась, тут ее Брюханов и... того...

— Постойте... — Иван Иванович оттолкнул руки Свиньина и поднялся сам. — Что это означает — того?

— Да вроде насмерть, — виновато сказал полицмейстер.

Аглая лежала навзничь возле перевернутого столика. На щеке — белые пятна соуса, на груди — алая кровавая роза. В руке до сих пор зажат револьвер, французский офицерский «шамело», неудобная тяжелая вещь, — где она могла ее прятать?!

— Брюханов! Где Брюханов! — Иван Иванович заозирался, раздернул ворот еще шире.

Подвели одного из чесучовых господ.

— Что ж ты, а? — спросил Иван Иванович.

Брюханов огладил полы сюртука, кашлянул виновато. Из-за его спины выступил полицмейстер.

— Не вините его, — сказал Свиньин. — Гляньте вот лучше сюда.

Горбатов умер с салфеткою, аккуратно заправленной за воротник. Ослепительно белая, она странным образом гармонировала с окровавленным лицом полковника, которому пуля попала прямо в лоб. Аглая, оказывается, неплохо стреляла, хотя все это могло быть и случайностью... Очень часто первые в жизни выстрелы бывают удачными. Правда, столь же часто они бывают и последними...

— Константин Дмитриевич... — прошептал Рязанов.

Почему-то смерть полковника потрясла его больше, нежели потеря Аглаи. Может быть, оттого, что Аглаю он потерял уже давно, а Горбатов пришел сюда частным образом, чтобы помочь. Вспоминал Одессу, скучал по работе...

— Вас спрашивают, ваше высокоблагородие, — деликатно потрогав Ивана Ивановича за локоток, сказал второй чесучовый костюм.

— Кто там еще?

— Господин чиновник особых поручений губернатора, Макаров Иван Аполлинарьевич. Как раз ужинали здесь. Да вот они идут...

Молодой человек весьма приятной наружности шел через зал, огибая столики, и выглядел крайне раздраженным.

— Кто вы такой? — воскликнул он. — Что все это означает?

— Позвольте объяснить, — встрял было Свиньин.

Но чиновник отвел его рукою:

— Помолчи уж, Федор Ермиевич! Повторяю вопрос: кто вы такой?