Чудовищ нет

— Титулярный советник Рязанов, приехал сюда по поручению Михаила Тариеловича Лорис-Меликова, — отрекомендовался Иван Иванович, понимая, что сейчас соблюдать инкогнито попросту не имеет смысла. — Прошу меня простить, господин Макаров, у меня дела.

Утративший дар речи Макаров остался стоять, не обращая внимания на бросившегося к нему полицмейстера, а Иван Иванович подошел к связанному Кречинскому. Демон лежал на боку, а Брюханов придавливал его коленом к полу. Поодаль валялся один из камешков Цихеса, каковой Иван Иванович поднял и положил в карман. Остальные, вероятно, проглотил Кречинский...

— Вы довольны? — спросил Иван Иванович, опускаясь на корточки.

— Ваш костюм испорчен, — прохрипел Кречинский. — Соус и красное вино...

— Зачем вы привели девушку? Неужели нельзя было обойтись без этого?

— Зато вы увидели всё: чего стоит ваша любовь, чего стоит ваша верность... Главное — правильные слова, умение их придумать и сказать. И потом, неужели вы думаете, что победили? Вы смешны, господин Рязанов. И не забывайте про дамоклов меч.

— Не забуду. Ты, братец, — обратился Иван Иванович к Брюханову, — молодец, все правильно сделал. Вот тебе рубль. Хотя нет, постой... держи еще. Выпей за мое здоровье, коли уж спас меня.

— Премного благодарю, ваше высокоблагородие! — прогудел Брюханов, не отпуская плененного Кречинского.

— А за этим господином следи! Свяжите его еще покрепче, пожалуй.

— Куда уж крепче, ваше высокоблагородие. — Брюханов посмотрел на скрученные за спиной руки Кречинского.

— В железо его. Скажешь Свиньину, я приказал. Понял?!

— Понял, ваше высокоблагородие, — промямлил Брюханов.

В ушах стоял невообразимый гул, и Иван Иванович забеспокоился, что может потерять сознание. Он сел на стул, торопливо придвинутый вторым полицейским в чесуче, и попросил подать рюмку водки. Водку тотчас же принесли, как раз появился и доктор. Седенький и благообразный, он на мгновение задержался подле Аглаи, так же быстро взглянул на полковника и развел руками:

— Могу только констатировать смерть. Как жаль, такое милое дитя... Вижу, вы пьете водку? Пожалуй, я тоже выпью...

Доктор, не чинясь, опрокинул напиток в рот, промокнул коротенькие усы салфеткою и заметил:

— Ужас, милостивый государь! Ужас! Юная чистая девушка, и — вот-с... Во цвете лет! Что им нужно, хотел бы я знать? Почему не вышивание они в руки берут, не котеночку бантик навязывают, а хватаются за револьвер? М-да...

Тела убитых вынесли, увели скрученного Кречинского, ушел рассерженный Макаров, а Иван Иванович продолжал сидеть, глядя перед собою. Подошел Свиньин, сказал робко:

— Может быть, поедем ко мне? В отсутствие полковника Горбатова я собираюсь произвести допрос господина Кречинского...

— Господина Кречинского необходимо доставить в столицу, — сказал Иван Иванович, подымаясь. — Как можно скорее! Обеспечьте мне экипаж и охрану до станции, и на ближайшем же поезде я уеду вместе с Кречинским.

— Тоже верно, — согласился с видимым облегчением полицмейстер. — Но давайте хотя бы до утра обождем, дело-то к ночи...

— Я должен уехать немедля! — жестко сказал Иван Иванович.

Полицмейстер кивнул:

— Тогда я распоряжусь...

— Буду вам весьма благодарен, Федор Ермиевич. И пошлите кого-нибудь за моими вещами к Миклашевским... Хотя нет, я съезжу сам. Попрощаюсь.

— Возьмите мою коляску, — предложил Свиньин, и Иван Иванович, конечно же, согласился.

Легкая коляска полицмейстера неслась, покачиваясь на рессорах, в надвигающихся сумерках. Теплый ветерок обдувал лицо, мошки бились о крышу, а Иван Иванович спрашивал себя, правильно ли он все сделал. Не отпустить ли было Кречинского с миром и уехать преспокойно в Санкт-Петербург, тогда жива бы осталась Аглая, жив бы остался полковник Горбатов. Но как отпустить с миром того, кто хочет моря разливанного крови?... К тому же время вспять никак не повернуть, и Рязанов изумился, что после острой вспышки горя там, в ресторации, здесь он вполне спокойно рассуждает о смерти девушки, что была так близка, и жандармского полковника, скучавшего по настоящей работе...

— Кажись, догоняют, — сказал возница.

В самом деле, сзади коляску нагнал конный, в котором Иван Иванович узнал второго чесучового полицейского.

— Стойте! — кричал он. — Да стойте же!

Коляска остановилась.

— Ваше высокоблагородие! Помилуйте — не довезли! Полицейский дышал запаленно, словно проделал весь путь не на коне, а бегом.

— Кого? — спросил Иван Иванович, хотя прекрасно понимал уже, о чем скажет сейчас полицейский.

— Этого... арестованного! Брюханов с ним был и Илецкий, а как доехали, глянули — пусто, только Брюханов с Илецким мертвые как есть, и никого более! Ни дыры, ни отверстия, замок цел... И веревка валяется завязанная, не порезанная! Да еще камушек один с буквами юдейскими.

— Где Свиньин?! — крикнул Иван Иванович.

— Худо стало господину Свиньину. Доктор к ему пришли, — доложил полицейский.

— А что Брюханов с этим твоим... как его... Илецким? Как убиты?

— Да целые, ваше высокоблагородие! Только мертвые оба... Как есть мертвые.

Иван Иванович сел на ступеньку коляски и уставился в дорожную пыль.

4