Чудовища

Тот котик… Что мне было делать? Выбросить его за борт, потому что он слишком странный, а значит, возможно, представляет угрозу? Стремление уничтожать все слишком странное — это ксенофобия. Один из худших грехов согласно Библии Дхармы. Мог ли я поступить так? А тогда, в медицинском отсеке, Ио оказался не таким уж и чудовищем, он вполне себе человек, на подростка похож, испуганного и одинокого подростка. Разве мог я стрелять в такого?

Помню те зловещие сны, когда я еще на планете К-99 служил миссии распространения Изначальной Дхармы. Каждую ночь снилось мне, будто стоит Алекс, муж Анны, на высокой скале, к нему подлетает черное облако, окутывает его и рассеивается. А там, где Алекс был, пустота. Тогда выбегает Анна на ту скалу и прыгает с нее, распростав руки, словно белая птица.

Спрашивал я у духовника своего по голографической связи, что это значит, а он и говорит: «Анна-то твоя в опасности великой, коли не явишься ты к ней как можно быстрее, то и не увидишь ее более». Сказал так и отключился, остался я один в келье в большом смятении духа. Попытался с Анной связаться, а не смог, только и сумел разузнать, что улетела она в научно-исследовательскую экспедицию на планету Земля-12.

Ну, я быстро собрался, взял своего личного робота и на космолет, к Земле-12. Вылетел-то я еще до того, как они к той планете подлетели, и с Алексом беда приключилась. И как же так теперь могло все обернуться, что я своими же руками то опасное существо на «Магеллан» и привез? Когда летел сюда, так надеялся, что смогу что-то изменить, помочь, отвести беду, а получилось… Наоборот? Разве ошибся мой духовник в толковании сновидения?

— Вы вообще меня слушаете?! — рявкнул капитан.

— Конечно, — кивнул я и тут же добавил: — Каждый человек имеет право на то, чтобы его выслушали и попытались понять, Ио не исключение.

— Человек? Вы сказали человек? Ио — чудовище!

— Все мы люди, кто смертен и разумен.

В дополненной реальности выскочил красный сигнал бедствия: Анна! Меня словно током ударило. Сигнал от Анны!

Не сговариваясь, мы сорвались с места и побежали в ее комнату. Чуть пониже стандартной надписи «Нужна срочная помощь!» было указано, что Анна сейчас находится у себя.

Ворвавшись в комнату, мы никого не увидели, кроме тех, кто тоже сюда прибежал: Патрик, синеволосый Макс, четырехногий Пако и тот чешуйчатый красноволосый иланин Зак.

— Что это? — воскликнул капитан, смотря на кровать.

В капельках крови на ней лежали импланты.

— О нет! — вырвалось у меня.

В дополненной реальности я открыл список членов экипажа, и напротив имени своей дочери увидел: «не в сети».

— Он убил ее! — выпалил я. — Мою Анну!

20 — Спасти Любаву (Михей)

Невежество и мракобесие никогда не создавали ничего, кроме толп рабов для тирании.

© Эмилиано Сапата

У новых людей, тех, которые разнообразные, часто бывает, что дети мертворожденными в сей бренный мир приходят. Но оно ведь как: чем больше уродств — тем меньше шансов до юношества дожить. А Тимофеюшка совсем чистеньким родился, так с виду и не скажешь, что из новых. На чистокровного похож.

Мы же новые, не как чистокровные, мы же весь гнев Господень на себя взяли. От того у нас и уродства, и дети мертворожденные бывают. Доколе нам еще страдать за грехи предков?! До Катастрофы же все были как чистокровные. Почему тогда гнев Господень пал не на них? Почему нам страдать из-за черной магии ихней? Или, неужто, энто все мне из-за колодца?

Я огляделся: погода хоть и ясная, но солнце уж к закату клонилось. Я могилку Тимофеюшке у самого края леса выкопал, там и схоронил. Все по христианскому обычаю сделал: тельце в чистую ткань замотал, сверху камней сложил и деревянный крест соорудил.

Взял лопату и обратно воротился. Иду, а сам думаю: заночевать здесь и утром за Любавой отправиться или прямо сейчас и идти? Далеко ли дойду? Они-то все, судя по следам, верховые. А мой конь чуть не помер намедни, до сих пор, небось, в мыле стоит. Привести бы его да сеном накормить.

Только к дому подошел, а из-за него на меня хмырь какой-то выскакивает. Ну, я лопатой как замахнусь, а он и визжит:

— Не бей!

— Никодим? Ты ли это, Ушастый?!

И как я сразу не признал? Уши вон как торчат в разные стороны, заостренные к концам — сразу видно, кто это. Эх, темнота проклятая да неожиданность. Чуть побратима не прибил.

— Я! Я! Древом Жизни клянусь! Вот те крест! — неистово начал креститься он. Да так, что аж тарахтел от налагаемых на себя крестных знамений.

— Как же ты в живых остался? — полюбопытствовал я, опуская лопату.

— Мне-то почем ведать? — развел руками он. — Воскрес?

— Тьфу! — я аж на снег сплюнул и кулак ему показал: — Поколочу!

Он-то помельче меня, сам тощий как щепка, зато уши вон какие — оттого и прозвище Ушастый. Никодим сник, шапку в руках затеребил и говорит:

— А я че? Я ниче! Иду себе, никого не трогаю! И тут откуда ни возьмись орда!

— На конях?

— На конях! — закивал неистово. — Сабли и палки у всех!

— Что за палки?

— Огненные! А из них гром!