— В основном мужчины, — подхватила Гизела. — Восемьдесят процентов. Это вовсе не означает, что психопатия более характерна для мужчин, однако для нее действительно свойственно проявляться посредством особой жестокости, из-за чего мужчины чаще и попадают в поле зрения полиции и судебной медицины. Большинство резидентов к нам поступает именно от них.
— Но женщины-то все равно есть, — гнул свое Даниэль. — Резиденты обоих полов всю свою жизнь проводят здесь и свободно общаются меж собой. Но пока я не заметил ни одного ребенка. Ни в деревне, ни вообще где бы то ни было в долине. Ни одного!
— Мы стремимся, чтобы жизнь в Химмельстале протекала максимально естественно. И у нас нет запрета на сексуальные связи. Но, понятное дело, детей здесь мы позволить не можем. Все резиденты — и мужчины, и женщины — стерилизованы. Операция производится практически сразу же по прибытии.
Она сказала это так спокойно и буднично, словно речь шла о вакцинации против гриппа.
— Так, значит, и Макс…
Гизела кивнула.
— Каждый. А поскольку вы и Макс разделяете одно тело, это относится и к вам.
Она говорит о Максе. Не обо мне, сказал самому себе Даниэль. К нему это как раз и не относится!
— Поначалу мы опасались, что данная мера будет лишь провоцировать домогательства к женщинам. Вот только женщины в Химмельстале тоже способны показать зубы. Так что резидентам позволено сходиться, как им хочется. Это самое оптимальное решение. Естественные отношения. Причем некоторые составляли пары еще до прибытия сюда, вроде Ханнелоры с мужем из пивной. Конечно же, у нас многочисленны и мимолетные связи. Возникают в том числе и гомосексуальные отношения. Судя по всему, имеется даже проституция.
Они дошли до отделения Даниэля. Гизела набрала код, и двери открылись.
— Знаем мы, впрочем, обо всем этом не так уж и много, поскольку в личную жизнь резидентов не суемся. И да, каждый проходит проверку на венерические заболевания. Она тоже проводится сразу же по прибытии новичка. Проверка, затем, если необходимо, лечение. В итоге резидентам даже беспокоиться не о чем. Ни беременности, ни передающихся половым путем болезней. Сущий рай свободной любви, как мне видится.
Они остановились у палаты Даниэля.
— Ну, вот мы и на месте, — провозгласила Гизела и открыла дверь.
Даниэль, однако, не торопился заходить.
— Одну минуточку. Я знаю, что у идентичных близнецов ДНК совпадает, но если Макс подвергся стерилизации, тогда существует способ доказать, что я — вовсе не он. Стерильность ведь можно проверить, верно?
Врач рассмеялась.
— Возможно. Я же не специалист в этой области. Полагаю, мне придется получить у доктора Фишера разрешение на подобную проверку, хотя необходимости в ней и нет. Все знают, кто вы такой. Все, кроме вас.
Она пригласила его жестом в палату.
— А теперь отдыхайте. Надеюсь, скоро вы сможете вернуться в свой коттедж. А до той поры можете занять себя чтением вот этого.
Она вручила ему проспект с изображенной на обложке заснеженной горной вершиной.
— Здесь кое-какая информация о Химмельстале. Обычно мы даем эту брошюру вновь прибывшим, но, пожалуй, именно в таком качестве вас и стоит расценивать. И доктор Гейне была права. Даниэль, вам действительно необходима защита. Я посмотрю, что смогу сделать. И небольшой совет. Не рассказывайте остальным резидентам, что вы Даниэль. Для них вы по-прежнему Макс, понятно? Социальная структура в Химмельстале отличается строгой иерархичностью, и Макс обладал здесь некоторым авторитетом. — Гизела заговорщически подмигнула и шепотом добавила: — Просто притворяйтесь им.
34
Даниэль лежал на койке в палате, уже в десятый раз перечитывая проспект о Химмельстале, что ему вручила Гизела Оберманн. Ему наконец-то принесли коробку с контактными линзами из коттеджа.
Вдруг в дверь постучали, и, не дожидаясь ответа, в комнату вошел Карл Фишер. Также без приглашения он уселся на краешке кровати.
— Ну, как тут наш пациент поживает? Говорят, вы быстро идете на поправку. Что ж, отрадно слышать, Даниэль. Вы ведь все еще Даниэль, верно? Или, может, проклюнулась какая другая интересная личность, о которой я пока не знаю? — насмешливо проговорил он и легонько хлопнул Даниэля по обожженной ноге. Тот дернулся от боли.
Доктор Фишер еще ни разу не наведывался к нему в палату. За исключением медсестер, Даниэль только и общался что с Гизелой да бледным и тощим врачом, специализирующимся на ожогах.
— А где доктор Оберманн? — спросил он.
Фишер, однако, лишь молча оглядывал комнатку, словно ничего подобного доселе не видел. Его бледно-голубые глаза бегали словно маленькие рыбки в сети морщин и странным образом казались на несколько десятков лет моложе всего остального тела. Наконец взгляд врача остановился на брошюре, что Даниэль положил себе на грудь. Фишер взял проспект и, хлопнув им себе по ладони, с улыбкой проговорил:
— Доктор Оберманн больше не является вашим лечащим врачом. На последнем собрании решение об этом было принято единогласно.
— Почему? — поразился Даниэль. — Я прекрасно с ней ладил.