Чудовища рая

— Порой ради блага большинства приходится жертвовать благом отдельной личности, — пробурчал Фишер, перелистывая документы. — По крайней мере, именно так решил ваш психиатр, когда я дал ему понять, что знаю о его отношениях с одной из пациенток. Подобные сведения, попади они в неправильные руки, нанесли бы непоправимый урон его карьере и браку. Из ваших бесед с ним создается впечатление, что вы… Ага, вот. Вы обладаете «слаборазвитым чувством собственного «я» и всю свою жизнь ощущали себя подавляемым собственным братом». Да, вы даже определили себя как «его блеклую имитацию». Весьма интересно. Вы пытались отыскать собственное место в жизни, однако без брата неизменно чувствовали себя «пустым и полым, готовым наполниться первым же встречным. Подобно перчаточной кукле». Вот так-то.

Фишер шумно захлопнул папку.

— Когда я прочел это, мне стала очевидна ваша огромная значимость для моих исследований. Вы оказались не тем, на кого я надеялся. Однако имеются все основания полагать, что еще станете.

56

Операционная создавала впечатление походной и примитивной, словно бы на скорую руку подготовленной для оказания помощи жертвам какой-то крупной катастрофы: запечатанные картонные коробки, втиснутое в угол оборудование, наполненное грязными ватными тампонами пластиковое ведерко.

К собственному изумлению, Даниэль не особенно тревожился. Внутреннее спокойствие он относил на счет сделанного доктором Калпаком укола. Хирург без всякого предупреждения выхватил шприц, который словно бы прятал в рукаве белого халата, и, даже не прерывая своей мягкой и мелодичной речи, всадил иголку Даниэлю в руку. По-видимому, в уколе были те же препараты, которыми его ранее пичкали в виде таблеток, поскольку у него вновь возникло ощущение, будто он плывет или зависает в воде. Он демонстрировал покладистость и послушание, и двум охранникам даже не пришлось применять силу, когда они подталкивали его к некоему подобию стоматологического кресла посреди операционной. Оно было накрыто зеленой бумагой, которую явно не сменили после предыдущего пациента, о чем красноречиво свидетельствовали темные пятна и разрывы, как если бы пациент не мог усидеть там спокойно.

Доктор Калпак поднес к Даниэлю какой-то жужжащий предмет. Увидев, что это всего лишь электрическая бритва, тот рассмеялся от облегчения. Индиец тоже рассмеялся, продемонстрировав ряд белоснежных зубов, и провел бритвой по черепу Даниэля. Пучки уже успевших отрасти темных волос посыпались на пол.

— Прямо как у парикмахера, а? — беззаботно бросил врач.

Рядом с креслом появился и Карл Фишер. Большим и указательным пальцами он держал тонкий металлический стержень длиной сантиметров пять. Даниэль недоуменно уставился на вещицу и спросил:

— А это что еще такое?

Словно бы обдумывая уместный ответ, Фишер крутил стерженек меж пальцев. Наконец проговорил:

— Можете расценивать это как руку, которая вот-вот вас наполнит.

Подобный ответ Даниэля отнюдь не обрадовал, однако, прежде чем он успел как-то его прокомментировать, земля отдалась громоподобным рокотом, от которого задребезжали инструменты и склянки на полках.

— Боже милостивый, опять они взрывают! — вскричал доктор Калпак. — Придется подождать. Я не могу оперировать, когда все ходит ходуном.

— Да уже закончили. Все в порядке, — спокойно отозвался Фишер.

— Никаких вибраций! Абсолютно никаких вибраций! — продолжал заходиться индиец. — Тут даже на миллиметр ошибиться нельзя!

— И не ошибетесь. Вы поместите его в точности куда надо.

Оба врача уставились друг на друга по разные стороны от кресла, выжидая, не последует ли нового взрыва. Единственное, что нарушало тишину, был гул вентилятора.

Фишер ободряюще кивнул, и Калпак сбрил остававшиеся волосы на голове Даниэля. С тихим гудением спинка кресла опустилась до лежачего положения, а затем кресло поднялось на удобную для работы высоту.

Доктор Калпак обхватил лоб Даниэля металлической скобой, которая зафиксировала ему голову, не позволяя поворачивать ее в стороны.

Врачи снова воззрились друг на друга. Фишер едва заметно подмигнул левым глазом — как будто тик пробежал по его веку.

— Что вы собираетесь де… — начал было Даниэль.

И в следующее мгновение голова его взорвалась снопом искрящейся боли. Он услышал крик — возможно, свой собственный, — и, словно обугленная фотопленка, его сознание разлетелось на кусочки.

57

Абсолютная темнота, пронзило Даниэля тревожной мыслью. Густая и плотная, словно материальное вещество, она обволакивала его со всех сторон, набиваясь в рот и ноздри. Совершенно никаких проблесков света, никаких оттенков — лишь сплошная чернота. Даниэль словно оказался в некой новой стихии, в которой невозможно было разобрать, где верх, а где низ. Как в космосе. Впрочем, само правило, будто Северный полюс обязательно наверху, а Южный внизу — всего лишь предрассудок. С какой стати так считают? Наверху и внизу относительно чего?