Чудовище

Воспоминания нахлынули. Сердце Эвы забилось от злости, руки вспотели. Та боль, та ночь, когда Грейсон понял, что она задумала. Он сорвался. Сказал ей, что она никогда не уйдет от него, что все ее имущество принадлежит ему. Он сказал, что за потраченное время ему причитаются деньги, которые она выручила от продажи дома и магазина. Он был практически уверен, что все уже принадлежит ему. К счастью, она запомнила только первый удар. Потом все было тихим… черным… и холодным.

Лукас отпустил ее руку и положил руки ей на плечи, повернув к себе лицом.

— Дыши, Эва.

Она втянула воздух, потом снова и снова. Лукас взял лицо Эвы в ладони и стер пальцами слезы, стекающие по ее щекам.

— Грейсон попал в тюрьму, я похоронила отца. Я хотела сбежать как можно дальше от Давера, от старой жизни. Я собрала свои пожитки и направилась на север.

— Ты начала все сначала.

Он говорил так уверенно, но Эва знала, что все далеко не так легко. Она до конца так и не исцелилась.

— Все это время… я все еще прячусь.

— То, что ты сделала… было очень смело.

Он обхватил ее лицо ладонями и посмотрел ей в глаза.

Этот момент был таким интимным, а прикосновение рук таким нежным. Они оба сегодня обнажили свои раны. В его глазах не было осуждения, и она знала, что он видит в ее глазах то же самое.

Пространство между ними задрожало и засияло от несказанных слов и эмоций. С каждым мгновением Эве становилось все труднее дышать. В груди сдавило. Лукас раскрыл губы, и когда он заговорил, их дыхание смешалось. Он опустил взгляд к ее рту, и Эва закусила верхнюю губу, когда он сказал:

— Я устал от одиночества.

Это были просто слова, но они наполнили ее надеждой. Их дыхание стало чаще, расстояние между ними сократилось. Эва посмотрела на него губы, спрашивая себя о том, такие ли они мягкие на ощупь, как кажутся, замечая, что верхняя губа чуть полнее нижней. Она увидела, как Лукас сжал челюсти, когда запустил пальцы в ее волосы.

Он опустил взгляд к ее губам, и этот взгляд дал Эве силу сказать:

— Я устала прятаться.

Еще недавно он был чужаком, а сейчас она словно нашла часть себя в этих зеленых кольцах вокруг его зрачков. Этот мужчина, намеренно или нет, помог ей сделать первый шаг к свободе, к исцелению. Не было больше времени, смерти, боли. В этом подвале были только они, только простые ответы, только исцеляющее признание. Они соприкоснулись носами, и Эва застыла. Напряжение в груди готово было разорвать легкие, если он не поцелует ее прямо сейчас. Прямо сейчас. Почти изящно он коснулся своими губами ее губ. Эва почувствовала, что дрожит. Это простое прикосновение, этот мимолетный поцелуй был нечто бо́льшим, чем просто прикосновение. Лукас выдохнул и коснулся губами ее мокрой щеки. А потом прошептал ей прямо в ухо:

— Я не хочу, чтобы ты пряталась от меня.

Эва смущенно улыбнулась, ее щеки вспыхнули. Она была готова сказать ему, что никогда еще не чувствовала себя так спокойно, но тут дверь в подвал отворилась и с громким стуком ударилась о стену.

Лукас отстранился, его тепло покинуло ее, и они оба уставились на вошедшего в подвал уборщика.

***

Лукас облизал губы, пытаясь запомнить это ощущение — ощущение ее вкуса.

Эва. Эванджелина. Тихая девушка, которая скрывает так много за своей маской спокойствия. Аромат диких цветов опьянял его, и если бы Лукас поцеловал ее по-настоящему, он бы уже знал, каковы на вкус ее губы. Он сам себя искушал, желание пульсировало в его венах, заставляло сердце биться быстрее, а время — двигаться. Он попробует снова. Точно попробует. Он поцелует ее, нежно, как она заслуживает, а потом отметит ее рот, впитает в себя ее аромат, коснется ее…

Он покачал головой. Поток свежего воздуха из дверей подвала прогнал похотливые мысли. Уборщик смотрел на него, словно чего-то ожидал. Он задал ему вопрос?

— Пару часов, кажется. Который час? — спросила Эва.

Уборщик казался ошеломленным тем, сколько времени они тут провели, но Лукас почти не обратил на это внимания, думая о губах Эвы.

— Почти час тридцать ночи, мисс. — Мужчина снова перевел взгляд на доктора. — Простите, что не п-пришел раньше, д-доктор Принс. Электричество же вырубило, и я решил…

Лукас не узнал мужчину, но отзвук вины в его голосе, на который еще вечером он не обратил бы внимания, сейчас был как стежок на свежей ране.

Эва сказала, что она прячется, но это он отказался от всего и от всех после гибели своей семьи. Ее история привела его в бешенство. Мужчины, такие как Грейсон… Лукас заскрипел зубами.

— Все нормально, — сказал Лукас уборщику, глядя на Эванджелину в сером неярком свете. — Но мне нужно в бельевую. Я кое-что потерял в одном из бельевых мешков из операционной. Мне нужно это найти.

Эва тепло смотрела на него своими темными глазами. Все в нем молило его взглянуть на нее, увидеть ее, позволить ей вывести его из-за стен, которые он построил между собой и миром пять лет назад. Он даже не знал ее фамилии, и когда снаружи ворвался свежий воздух, ее аромат исчез. Быть может, он еще был не готов?