Высокий, словно нездешний голос ее эхом отразился от стен ванной комнаты.
– Если она ударилась головой, надо отвезти ее в больницу. Ты меня слышишь, Джон? Она в сознании? Я не слышу ее плача. Крови много? Чего молчишь? Отвечай!
Казалось, она вывела его из транса.
– Все не так страшно, как выглядит, – ответил он.
– С травмами головы не шутят. Пусть посмотрит врач, ему виднее.
– Ладно-ладно.
– Ты отвези ее в больницу, а я возьму такси и подъеду к вам.
Джон укутал Айрис в полотенце, подхватил на руки и пошел вниз. Я схватила ключи от машины и ринулась следом. Он ведь мне не запрещал. Джон усадил Айрис на переднее сиденье и пристегнул ремень, а я забралась назад. Казалось, он не вполне осознает, что я тоже тут, хотя я протянула ему ключи от машины. Он по-прежнему молчал, лишь утешительно шептал что-то Айрис, но я не слышала, что он говорит.
Мама ждала нас на больничной парковке. Она держалась великолепно: не психовала, не рыдала, как утром, была спокойна и собрана. Совсем как раньше. Мама отодвинула полотенце, чтобы осмотреть ранку, и ничуть не испугалась вида крови. Айрис захныкала, и мама сказала ей, что она умница и очень храбрая.
Я похолодела от страха.
– Она поправится? – спросила я.
– Ну конечно, – ответила мама и сказала Джону, чтобы он припарковался, а мы пойдем внутрь. Она подхватила Айрис на руки, прижала к груди.
– Не спи, – попросила мама. – Нам нужно найти врача.
Сама не знаю, зачем я отправилась с Джоном парковать машину. Дурацкое решение. На больничной стоянке не было мест, а парковаться на соседних улицах имели право только жильцы окрестных домов.
– Какого черта нет паркоматов? – рявкнул Джон.
Надо было мне пойти с мамой и Айрис. Как же мне сейчас хотелось оказаться в больнице, где доктора и медсестры. Объяснить разумным людям, что я пыталась ее поймать, что мне очень стыдно и я никогда в жизни сознательно бы не причинила боль Айрис.
Мы остановились за каким-то фургончиком. Джон ударил ладонью по клаксону и гудел, пока не вышел водитель и не спросил, что ему надо. Я вжалась в сиденье. А Джон опустил окно и ответил, что у него дочь попала в больницу, а этот сраный фургон мешает проехать.
– Две минуты, чувак, – ответил водитель фургончика.
– Убери его сейчас же! – рявкнул Джон.
«Меня здесь нет», – подумала я. Меня никто не видит. Я старалась дышать тихонько и неглубоко. И не сглатывать. Скоро все кончится – фургон отъедет, мы припаркуемся, зайдем в больницу, там будут люди, шум, суета. Но я как ни старалась слиться с сиденьем, все-таки поймала взгляд Джона в зеркале заднего вида, и он спросил:
– Почему из-за тебя вечно одни неприятности?
Я покачала головой.
– Неправда.
– Твой дед с тобой не согласился бы.
Я уставилась на Джона. В горле стоял ком.
– Что, нечем крыть? Хочешь сказать, ты не виновата в том, что он всю ночь лежал на полу и медленно умирал? – Он бросил на меня взгляд в зеркало. – Все время не одно, так другое. Сперва сбежал твой папаша, потом умер дед, а теперь вот сестра упала с дерева. И каждый раз в этом замешана ты.
Я плакала. Слезы затекали мне в рот.
Джон снова ударил по рулю, высунулся в окно и нажал на клаксон.
– Да убери ты уже свой долбаный фургон! – заорал он.
Водитель вышел из дома, махнул Джону:
– Все-все, уезжаю.
– Давно пора, черт бы тебя подрал, – ответил тот.
Мы описали большой круг и вернулись на больничную стоянку. Там как раз освободилось место, Джон оплатил парковку и положил квитанцию на торпеду. Мы не сказали друг другу ни слова. Джон шагал к главному входу. Я семенила следом.
«Ты не обязана идти за ним», – напомнила я себе. Ты можешь убежать.
Но я пошла за Джоном – сперва в регистратуру, и там он спросил, где Айрис, а потом по желтым линиям на полу в отделение травматологии.
Айрис с мамой и врачом была в палате. Сестра пришла в себя. Врач сказала, что это просто ссадина. Достаточно промыть и заклеить специальным клеем.
– А я тебе что говорил! – вскинулся Джон.
Мама извинилась перед врачом за то, что подняла панику. Та ответила, что раны на голове всегда выглядят жутко, а оказывается, ничего страшного. Джон вставил, что именно так он маме и сказал по телефону, но она устроила переполох, и что ему оставалось делать? Доктор сочувственно ему улыбнулась, словно хотела показать, что понимает, как от этого устаешь. И велела маме не давать Айрис сегодня спать днем, а если состояние ухудшится, тут же ехать в больницу. Еще сказала: «Сейчас заполним документы – и вы свободны». Посмотрела на меня и спросила:
– Ты лазаешь по деревьям?
Я кивнула, и на глаза снова навернулись слезы.
– Не плачь, – сказала доктор. – Я ведь тебя не ругаю. – Она улыбнулась Джону. – В жизни всякое бывает, верно? Я вот детям не запрещаю лазить по деревьям. В наши дни все ссадины да ушибы у них оттого, что запнулись о провод от телевизора. А тут хоть старая добрая царапина.
– Совершенно с вами согласен, – ответил Джон.
И снова мило улыбнулся.
На обратном пути от его очарования не осталось и следа. Едва мы сели в машину, как Джон обернулся и пронзил меня взглядом.