Чудовище

– Пусть лучше Касс.

– Джон попросил Касса быть его шафером.

– А Джон знает, что ты хочешь, чтобы я вела тебя к алтарю?

– Пока нет. – Она покачала головой.

– А если я облажаюсь?

– Не облажаешься.

– Или откажусь отдать тебя ему.

– Не откажешься. – Мама улыбнулась.

Я обещала подумать. Мама поблагодарила и на прощанье послала мне воздушный поцелуй. Я отвернулась к глухой стене, укрылась с головой одеялом. Я пыталась не думать о Кассе, который будет выглядеть шикарно в костюме шафера, – а рядом я, одетая не пойми как (кстати, что мне надеть? смокинг? старомодный костюм-тройку?), в роли отца невесты, убитая горем. Я тогда ляпнула Кассу, мол, если хочешь, приезжай с девушкой, а со мной даже заговаривать не смей. И зачем я только это сказала? Я так по нему скучала, что ныли кости. Утешали только воспоминания о том, как страстно он меня целовал. О том, как темнели его кудри, когда я запускала в них пальцы. О том, как он разделся при мне до трусов. Это ведь что-нибудь да значит? Это же любовь?

В ту ночь я спала в его пальто. Надела поверх пижамы, застегнула и дышала его запахом.

33

А через два дня Касс прислал совсем другое письмо.

«Я часто поступаю скверно, совсем как отец. Например, играю в горячо-холодно. И не только с девушками, но и с друзьями. Теперь-то я это понял. Надо что-то с этим делать. Прости, что причинил тебе боль, Лекси. Я заслужил твою злость».

– Я на тебя не злюсь, – прошептала я.

Я написала несколько черновиков ответа. В одном просила прощения за то, что погорячилась. В другом предлагала встретиться перед свадьбой и все обсудить. И в каждом черновике признавалась, что скучаю по нему, что страдаю из-за нашей размолвки, что люблю его.

В одном из вариантов я даже написала: «Пожалуйста, скажи, что ты тоже любишь меня».

И тут поняла, что ни один из них не отправлю. И дала себе клятву. Поклялась жизнью Айрис, чтобы уж точно не нарушить обет. А клятва была такая: «Никогда не выпрашивай любовь».

Моя любовь к Кассу была роковой.

С самого начала.

Он это понимал. И играл со мной.

Может, сам того не осознавая. Может, он вовсе этого не хотел. В конце концов, он же сын Джона, так что, может, ему это перешло по наследству. Но я не допущу, чтобы мамина слабость передалась мне.

Однако, несмотря на клятву, я все равно надеялась, что Касс напишет. Я то и дело проверяла входящие сообщения, следила за ним на «Фейсбуке». Просила Айрис позвонить ему с маминого телефона, чтобы хоть голос его услышать. Сгорая от страсти, слушала, как он произносит: сейчас я не могу ответить на звонок, пожалуйста, оставьте сообщение. Мне казалось, что он говорит это лично мне.

– У тебя сердце бьется громко, – заметила Айрис.

– Повесь трубку, – велела я. – И больше не соглашайся на такое, как бы я тебя ни умоляла.

Айрис бросила на меня печальный взгляд.

– Может, тебе лучше не носить его пальто?

Я чувствовала себя пустой, как безлюдный вокзал или чашка, в которой не осталось ни капли. Я что-то ела, но в основном для того, чтобы мне не выносили мозг. Садилась со всеми за стол, вежливо слушала, кивала в нужных местах. Дважды в день принимала лекарство. Но мысли мои витали далеко.

Керис написала: «Объявился Касс. Наврал с три короба о том, почему столько времени молчал, а потом порвал со мной эсэмэской! Типа, ему нужно «найти себя». Я ему ответила, что он самовлюбленный козел!»

Похоже, она сумела разозлиться и без моей помощи. Я поздравила ее в ответ, Керис написала, что все это благодаря мне. «Я приклеила бумажку с твоими словами у себя над столом и постоянно на них смотрела». Она имела в виду мой совет обязательно заглянуть в потайную комнату, когда тебе запрещают туда заходить. Керис восприняла его в переносном смысле, и он ее вдохновил. «Я перед тобой в долгу, – написала она. – Ты моя ролевая модель».

Я ответила, что она отблагодарит меня с лихвой, если поможет написать речь отца невесты, потому что я понятия не имею, о чем нужно говорить. Керис предложила начать с того, что все мужики сволочи.

Айрис на меня рассердилась. Перестала гладить по голове, говорить, как сильно любит; теперь, застав в постели, стаскивала с меня одеяло, велела встать, сесть за уроки или устроить что-нибудь этакое, потому что так нельзя и ей это все надоело.

– Ну и пусть. – Я натягивала одеяло обратно.

– Ничего не пусть. – Айрис складывала руки на груди, притопывала ножкой. – Если ты не хочешь, придется мне самой хулиганить.

– Не надо, Айрис. Я не хочу, чтобы тебя наказали.