Когда Нирка узнала, что Лир, оказывается, не убил княгиню, а только поговорил с ней и убедил всё же стать его женой, она и не подумала бежать подальше, рискуя навлечь на себя гнев княгини за своё предательство. Нирка не была слишком строга к себе и не имела завышенных нравственных планок и поэтому считала, что никто ни за что не может слишком сурово судить её. Более того, она рассчитывала на понимание, что каждый может войти в её положение и отнестись снисходительно к любому её поступку, мотивированному желанием даже не то, чтобы выжить, но даже получше пристроиться.
Нирка как ни в чём не бывало вошла в княжеский дом и даже не растерялась, увидав там незнакомых людей, выполняющих работу слуг. Она обнаружила на кухне изобилие еды и тут же запихнула её в себя столько, сколько смогла. А затем начала даже пробовать командовать этими незнакомыми людьми, желая хоть на время ощутить себя чем-то большим, чем полное ничтожество.
И ей, пожалуй, всё бы сошло с рук, Лир не придал значения, что кто-то пытался указать ему на Майю, а Майя не знала, что Нирка пыталась выдать её демону, так что Нирка вполне могла бы снова прижиться при княгине и её новом муже. Но её подвела мать Усита, ненавидевшая её за то, что та находила любовников для жены её сына и этим унижала его. И старуха как бы невзначай шепнула Лиру, что Нирка была сводней при Майе и подбивала её на супружескую измену, так как бы теперь чего не вышло…
Лир пришёл в ярость и расправа его была коротка: схватив Нирку за ноги, он ударил её с такой силой о стену одной из комнат, что с одного удара вышиб из неё дух. И запретил хоронить её по обычаям, приказав утопить её труп в выгребной яме одного из нужников.
Майя не огорчилась, узнав о том, что случилось с Ниркой. Она не была так глупа, чтобы не понимать, что, будучи замужем за Лиром, дружить со сводней не только не имеет смысла, но даже опасно. И вскоре смерть Нирки была забыта, как проходящий эпизод.
Дом Майи изменился. В нём были постелены новые ковры взамен тех, что были унесены разграбившими её дом, а сундуки её наполнились нарядами из шёлка и виссона вместо тех, что у неё умыкнули.
Лир вёл себя у неё в доме по-хозяйски и дому это явно шло на пользу.
Однако, Лир всё-таки заговорил с ней о том, что собирается отправиться в ней на остров Алмазов. Румянец сошёл со щёк Майи.
— Сейчас? — едва слышно проговорила она. — Ты намерен это сделать сейчас, когда холодно?
— Ты не любишь холод? — спросил Лир.
Этот разговор происходил в большой комнате, где Майя обычно принимала гостей. Лир полусидел на широком диване, опершись на гору подушек, а Майя пристроилась напротив него на пуфике.
— Мммм… Нет, — смущённо призналась она. — Гм… Дело в том… Что я не люблю носить одежду…
— То есть как?
— То есть, я одеваюсь только в широкие одежды из нежных тканей — шёлка, виссона, хлопка или льна, а тёплые шерстяные одежды или тяжёлый мех я не могу терпеть на своём теле.
— Как это странно. Я впервые слышу, что такое может быть!
— Да… У меня особенная чувствительная и нежная кожа и всё, что грубее шёлка или хлопка я не могу терпеть. Так было не всегда… Но я никогда не покидаю дом в холодное время года. Не могу же я выйти в холод в тонких тканях и замёрзнуть.
— Дааа, кожа у тебя на самом деле очень, очень нежная! — Лир улыбнулся и, схватив её за край шёлкового балахона, притянул к себе и усадил на одно колено. — Но если так, тогда я могу приказать найти таких мастеров, которые сделали бы для тебя огромный паланкин. Он был бы утеплён несколькими слоями войлока, внутри были бы ковры, подушки и стеганые одеяла, печка. Это был бы переносной дом со всеми удобствами. Тебе бы было в нём тепло путешествовать, тем более, я бы согревал тебя тоже…
Майя засмеялась:
— А носильщиками паланкина нельзя ли сделать кое-кого из моих подданных, у кого физиономии украшены татуировками?
Лир уже знал от матери Усита о забавах Майи с её бывшими любовниками и её проявлении мастерства татуажного искусства на них. И ощутил укол ревности при воспоминании о том, что у Майи были любовники до него, но не желал подать вида.
— Думаю, тебе лучше забыть о них, дорогая, как и умение делать татуировки, — он постарался придать голосу шутливый тон. Я видел их рожи, когда они выбегали из твоего дома при появлении моего каменного быка и не сказал бы, что наколки на их лицах выполнены уж очень художественно. Лучше уж никак, вместо как-нибудь.
Майя поняла Лира и опустила ресницы.
Помолчав немного, Лир снова заговорил:
— Так значит, я зову мастеров и пусть займутся изготовлением паланкина. Думаю, на это много дней не уйдёт.
— Гммм, — замялась Майя.
— Что опять не так?
— Лир… А ты… Мы не могли бы никуда не уезжать отсюда? Ведь здесь моя родина, это так нелегко — покинуть места, где ты родился и прожил долгое время.
— Но на острове Алмазов лучше, чем здесь. Там у меня роскошный дворец в несколько сот комнат. Я же говорил тебе, что собираюсь стать не просто великим князем — царём всего мира и остров Алмазов был в моих планах моей столицей.