Но Лир не спешил расправиться с Майей, томя её ожиданием расправы. Ей было страшно, она ходила по разграбленному дому, ища какого-нибудь пропитания и, обнаружив какие-то остатки яблок, засохших кусков хлеба, грязную морковь, поедала это.
Не ушла в горы и Нирка. Эта расторопная всеядная бабёнка, нахлебавшаяся досыта бродячей жизни, голода и холода, теперь не желала возвращаться в них ни за что. Она рассчитывала на свою хитрость и умение приспособиться. Она надеялась попасть в приближённые слуги к самому демону Лиру, уже величавшему себя великим князем. У неё даже возник план, как выслужиться перед ним. Когда он войдёт в город, она просто выбежит к нему и покажет, где находится дом княгини. Услуга невелика, демон и сам мог бы найти этот дом, но таким поступком она продемонстрирует, на чьей стороне находится.
И демон появился, но несколькими часами раньше в дом Майи ворвалась толпа мужчин с лицами, изуродованными татуировками. Это были бывшие любовники княгини, годами тихо влачившие своё существование в её городе, но ничего не забывшие. Они было бежали вместе со всеми в горные леса, но поняв, что демон затягивает вторжение в город, решили туда вернуться, чтобы расправиться с обидевшей их женщиной до него.
Они ворвались в дом Майи, принялись носиться по всем комнатам в поисках её и она была обнаружена спящей в своей спальной. Её схватили, ничего не понимающую со сна, и привязали верёвками к креслу. И не спешили убивать, стремясь насладиться её страхом.
Но на лице Майи не было написано никаких чувств, она просто смотрела на пришедших расправиться с ней взглядом, полным холодного презрения. И это мешало им отвесить ей хотя бы пару пощёчин. И всё же мстить хотелось. Мужики с татуированными лицами, чтобы добиться, наконец, от неё, чтобы она испытала ужас, принялись в её присутствии совещаться, какую бы мучительную казнь придумать для неё. Наконец, додумались сварить её живьём в котле.
Тут началась возня. Сначала искали большой котёл, в котором обычно варилось мясо, когда гостей в доме было много. Затем начали таскать дрова, оказавшиеся сырыми, пришлось разломать кое-что из мебели и развести костёр. Пока таскали воду, умудрились переругаться между собой за то, что кто-то таскает воды больше, а кто-то отлынивает.
А Майя всё не ужасалась своей печальной участи, взгляд её был подобен льду — надменным и жёстким.
Вода в котле никак не желал закипать и пришедшие казнить княгиню нервничали всё сильнее, ссорясь между собой.
Да ещё и вдалеке начал разноситься какой-то неприятный раздражающий звук гул, который нарастал.
А затем гул и вовсе перерос в оглушительный грохот, к которому примешался звук трещащих и падающих за окнами фруктовых деревьев.
— Что это, что? — заметались татуированные, подбегая к окнам, а затем с криком отскакивая от них и улепётывая прочь с воплями и быстротой ветра.
Майя также повернула голову в сторону окна и тут на лице её, наконец, появилось то, что не могли вызвать на нём её новоявленные палачи: выражение дикого страха. Она закричала во всю мочь своих лёгких.
За стеклом появилась огромная каменная рогатая башка — серый живой кусок скалы. И Майя, не выдержав, потеряла сознание.
Майя очнулась лежащей на своей кровати, откинувшись на подушки, освобождённая от верёвок. Сначала она увидела дощатый потолок своей опочивальни, затем, опустив глаза, она узрела…
Он был огромен, очень огромен. И не только за счёт бычьей головы, сидевшей на широченных плечах. Он напоминал гору, покрытый мускулами, и всё в его теле дышало недюжинной, нечеловеческой силой, какой может обладать только камень. И всё это облегала кроваво-красная кожаная одежда, которая потрясающе шла ему.
Он сидел на лавке, напротив её кровати, откинувшись спиной на стену, обитую пёстрым войлоком, широко расставив могучие ноги. И смотрел на неё исподлобья серыми глазами — то ли человечьими, то ли волчьими, то ли просто демонскими.
Майя села на кровати, не сводя с него по-детски оробевших глаз, съёжившись и подобрав ноги к животу.
— Я жду извинений, Майя, — глухо проговорил он.
— Извини, — покорно пробормотала она дрогнувшим голосом.
— Я не советую тебе продолжать издеваться надо мной, — голос его сделался ещё глуше. — Ты же не вчера родилась на свет, чтобы не понимать, как ты теперь должна извиняться.
Майя начала постепенно приходить в себя. Демон, кажется, не спешил её разрывать на части, варить живьём в котле или сдирать живьём кожу. И, кажется, давал возможность загладить вину.
Кроме того, ею овладели странные неведомые до сих пор чувства. Вместо того, чтобы дрожать от ужаса перед демоном, она вдруг поняла, что любуется им, его телосложением и даже — о боги! его бычьей головой и крутыми рогами. Пережитый до сего момента страх начал трансформироваться в приятное возбуждение, завладевшее всем телом, от макушки до кончика пальцев на ногах.
Майя подползла к краю кровати и свесила ноги, сев напротив Лира.
— Прости, — промолвила она. — Но ты, признаваясь мне в любви, не выслал свой портрет. Если бы я увидела, как ты восхитителен, я бы не ответила тебе так резко.