Чудовище 2 (СИ)

Обряд требовалось проводить в дневное время, но Лир, во избежание ненужных разговоров в городе решил совершить его при закрытых дверях в храме, без свидетелей. Позднее, конечно, все об этом узнают и принять традицию регулярных человеческих жертвоприношений придётся всему материку, но это позже, когда Каджи и Свири будут достаточно сильны.

— Надеюсь, вы понимаете, что не следует болтать на каждом углу о том, что вам предстоит сделать, — предупредил Лир жрецов. — Это в ваших интересах, ведь многие могут это неправильно понять и отомстить за убитых девочек — вам.

— Конечно, хозяин! — бойко ответил Чалки. — А после первого жертвоприношения мы можем переселиться в хороший домик в посёлке жрецов? — он снова широко улыбнулся. Лир лишь угрюмо промолчал в ответ.

Для жрецов были изготовлены ритуальные одежды: жрецы Каджи облачились в хламиды цвета терракоты и на шеи их были наброшены тяжёлые бусы в несколько рядов из серого мрамора; жрецы Свири — в алые одежды и бусы из рубина. На головах старших жрецов были шапки с четырьмя рогами. Старшим жрецом Каджи стал Чалки, а Свири — его жена. Лир также облачился в терракотовые жреческие одежды, а Майя — в алые, покрыв голову шапкой с рогами, считая себя также старшей жрицей своего отца.

Дети Чалки должны были исполнять ритуальный гимн, в котором не было ничего сложного, просто требовалось нараспев повторять слова для Каджи:

Слабым был — сильным стал!

Кровь лилась,

Кровь впиталась,

Сильным стал — слабым был!

И для Свири:

Пузыри по коже,

По коже пузыри!

Сила идёт, сила идёт!

Ашугалатарамнаратаслиоарс шалагаранма!

Последняя фраза не означала ничего, это была абракадабра, тем не менее, она была важна для обряда и дети Чалки старательно выговаривали её.

Несмотря на то, что лахи избегали грязных работ, многим из них, видимо, было неплохо знакомо ремесло мясника и Чалки ловко перерезал младенцу горло над каменным алтарём, а затем, перевернув вниз головой и, взяв за ноги, аккуратно нацедил кровь в ритуальный сосуд. Когда сосуд наполнился, его старшая дочь взяла этот сосуд, приблизилась к глыбе, с которой лукаво и хищно взирал на неё барельеф, изображающий черты лица демона Каджи. Она тщательно смазала кровью губы идола, а после остаток крови вылила в дыру рта, также напевая: «Слабым был — сильным стал…»

Жена Чалки справилась с принесением жертвы в храме Свири также исправно, как и её муж. У неё не дрогнул ни один мускул на лице, когда она положила в жаровню на раскалённые угли девятимесячного ребёнка и ни капли жалости не отразилось в её глазах от того, что ребёнок умер не сразу, корчась от боли и заливаясь истошным криком.

Лир и Майя также смотрели на это с каменными лицами, держась за руки и ощущая, как ладони их потеют так, как будто их окунули в воду.

По окончании ритуала оба ощущали опустошение и непонятный страх, но не решались сознаться в этом друг другу. Ведь им предстояло пройти через это ещё сто девяносто восемь раз.

Чтобы как-то расслабиться после пережитого, они вместе приняли горячую ванну, пытаясь веселиться, обнимаясь и ласкаясь друг к другу в воде с растворёнными в ней благовониями, но у обоих не проходила внутренняя дрожь и закрадывающиеся в душу сомнения… в своих отцах.

На другой день Чалки и Кирка пожаловали к ним в княжеский дом, чтобы поинтересоваться, не могут ли они теперь, после того, как оказали услугу хозяину и его супруге в храмах, переехать в хороший каменный дом в посёлке для жрецов. Лир встретил их с мрачным выражением лица. Он не испытывал чувства благодарности к этим лахи за то, что они совершили для него то, что отказывались сделать другие, но понимал, что эти люди ему ещё нужны и за это их ненавидел.

— Вот выполните всё до конца, тогда получите свой дом!!! — рявкнул он на них. — Ещё сто девяносто восемь детей, вы поняли?! — глаза его свирепо сверкнули.

Чалки и Кирка начали усиленно кланяться:

— Мы поняли, хозяин, поняли, мы расстараемся для тебя, мы добудем всё, что ты хочешь! Не сомневайся в нас никак, мы пойдём по всем деревням и если нам не дадут детей добровольно, мы даже выкрадем их для тебя, даже рискуя жизнью! Слышишь, хозяин, мы не пожалеем жизни, настолько мы преданы тебе! Верь нам, верь нам! А скажи, хозяин, ты подаришь нам дом насовсем или позволишь только в нём пожить?

Лир окинул их надменным и презрительным взглядом:

— Вы полагаете, что если я скажу «насовсем», то этот дом станет вашей неотъемлемой собственностью и я не смогу его отнять обратно, если решу? В этом мире всё — моё и только моё. Даже ваши жизни. Я пущу вас жить в хороший дом за хорошую услугу с вашей стороны и если вы и дальше будете мне хорошо служить так, чтобы вы действительно были мне полезны — вы будете владеть домом.

Чалки и Кирка переглянулись. Затем продолжили:

— На всё твоя воля, хозяин, на всё твоя воля! А дозволь ещё спросить: дашь ли ты отдельный дом и для нашей старшей дочери Гиввы, ведь она достигла брачного возраста и дом был бы её приданым…