Чудовище

Ивон Роделек предоставил мне в этом полную свободу действий, сознательно ограничив свою роль воспитателя только интеллектуальной и моральной сферами. Совершенно очевидно, что именно врач как нельзя лучше подходил для этих целей, но моя задача оказалась бы неизмеримо труднее, если бы в лице Соланж я не нашел самую ценную и понятливую помощницу. Она согласилась познакомить Жака с анатомией женщины - это является самой обычной вещью, например, на медицинском факультете. Соланж предпочла, чтобы она сама, а не какая-нибудь другая девушка открыла Жаку тайну женского тела... Когда Соланж разделась, я подошел к Жаку и, взяв его за запястья, дал ему ощупать шею женщины, груди женщины, бедра женщины. По мере этого волнующего знакомства он получал необходимые пояснения. Лицо его осветилось. Когда же я описал ему акт любви, соединяющий два существа, он, похоже, нашел его вполне естественным. Этого я и добивался. Нечто библейское было в этом своеобразном уроке естественной истории... Что до меня, то я испытывал такое чувство, будто знакомлю нового Адама, чистого и целомудренного, с извечной Евой... Юношу охватило радостное возбуждение. Его плотские устремления теперь самым естественным образом сосредоточились на Соланж. Так, почти незаметно, низменные инстинкты переросли у Жака во властное желание стать творцом новой жизни совместно со своей идеальной подругой, встреченной им на жизненном пути.

Прошло несколько дней, в течение которых я был свидетелем того, как его все больше мучила неотвязная мысль... Он испытывал острое желание до конца познать женщину. С тревогой ожидал я минуты, когда он разыщет меня и признается, что страстно желает Соланж... Как только это произошло, я немедленно поставил в известность Ивона Роделека. Жаку было в то время двадцать два года, Соланж двадцать пять: ничто более не препятствовало их браку... Спустя три месяца Соланж Дюваль стала госпожой Жак Вотье.

- Положа руку на сердце, доктор, - спросил председатель суда, - считаете ли вы этот брак удачным?

- Он был бы еще удачнее, если бы у них появился ребенок...

- Есть какие-нибудь препятствия?

- Никаких. Оба супруга абсолютно здоровы, а слепота, глухота и немота по наследству не передаются. Самое лучшее, что я могу пожелать Жаку и Соланж: когда вся эта печальная история закончится, завести ребенка, который окончательно скрепит их союз.

- Таким образом, вы убеждены в невиновности подсудимого?

- Да, убежден, господин председатель. Когда я узнал из газет о преступлении на борту "Де Грасса", я упорно пытался найти причину, которая могла бы побудить Жака Вотье к убийству. И не нашел ее... Вернее, причина могла бы быть только одна, но она настолько неправдоподобна, что о ней нечего и говорить...

- Все же назовите ее суду, доктор, - посоветовал Виктор Дельо со своей скамьи.

- Хорошо... Жак слишком любил свою жену, чтобы позволить кому-то не оказать ей должного уважения. Не хочу порочить убитого, тем более что ничего не знаю об этом молодом американце, но немалая сила сексуального влечения, полностью сосредоточенного у Жака на единственном существе, могла вызвать порыв устранить не соперника - о сопернике не может идти и речи при столь высоконравственной супруге, как Соланж, - а просто незнакомца, который неосмотрительно рискнул попытать счастья, как любой мужчина при виде красивой женщины...

- Умозаключение господина доктора Дерво, который к тому же выступает свидетелем защиты, - живо отреагировал прокурор Бертье, - заслуживает внимания господ присяжных: оно отнюдь не лишено здравого смысла. Быть может, это и есть, наконец, истинный мотив преступления, который подсудимый упорно отказывается открыть?

- Нет, господин прокурор! - воскликнул Виктор Дельо. В своем похвальном стремлении действовать на благо моего подзащитного свидетель допускает ошибку, пытаясь найти веское оправдание человекоубийственному акту, в котором обвиняют Жака Вотье. Мотив преступления, которое, если уж допустить невозможное, действительно совершил бы подсудимый, гораздо более серьезен. Для защиты не подлежит сомнению, что Жак Вотье и в самом деле имел очень основательную причину убить Джона Белла, и она берется доказать это в любое время. Однако Жак Вотье не исполнил своего намерения.

- Что вы хотите этим сказать, мэтр Дельо? - спросил председатель суда.

- Всего лишь то, господин председатель, что Жак Вотье не совершал преступления, в котором его обвиняют!

В зале на мгновение воцарилась тишина, настолько все были поражены услышанным, затем послышался ропот.

- В самом деле? - воскликнул мэтр Вуарен. - А что же вы намерены делать с отпечатками пальцев, с признаниями подсудимого, дорогой коллега?