Чудовище без красавицы

У Руфины нет мужа, зато есть обожаемая доченька Надюша. Поднимала ее женщина одна, на горбу волокла, зарплата сотрудника Третьяковки – просто крохи…

Несчастье случилось пять лет назад. Наденька, возвращаясь от подружки, попала под машину. Девочка сама была во всем виновата. Перебегала дорогу в неположенном месте, да еще вечером, при дождливой погоде. Спасибо, шофер оказался человеком порядочным, вызвал «Скорую»… Наденьку отвезли в Склифосовского. Приговор врачей был суров: перелом позвоночника, вряд ли шестнадцатилетняя девочка опять начнет ходить…

Руфина Михайловна бросилась спасать дочь, подключив все силы: хирургов, ортопедов, мануальных терапевтов, экстрасенсов, иглоукалывателей… Сначала немногочисленные друзья охотно помогали женщине, давали в долг, но потом перестали, поняв, что скорей всего никогда не получат денежки назад. Руфина Михайловна кинулась распродавать немудреные колечки, серьги и оставшиеся от бабушки серебряные ложки…

Но потом пришел момент, когда из дома выносить стало нечего. Руфина Михайловна даже точно помнила число, 13 апреля, когда ей на работу позвонили из больницы и обрадовали: у Надюши появилась чувствительность в правой ступне. Девочке помог один из костоправов, более того, специалист обещал в прямом смысле этого слова поставить Надю на ноги… Вопрос упирался только в деньги. За один сеанс доктор брал семьсот рублей, ну ладно, он соглашался ради девочки сделать скидку, по пятьсот… Но лечение могло растянуться на два, а то и на три месяца… Набегала невероятная сумма… Руфина Михайловна проплакала до обеда, не зная, как поступить. Продавать было нечего, знакомые при виде ее мигом переходили на другую сторону улицы. Квартира – однокомнатная «хрущоба» в Капотне… Даже если переселиться жить на вокзал и выставить халупу на торги, не факт, что она продастся, мышиная нора, жилище кузнечика…

После обеда, когда несчастная мать с гудящей головой сидела за письменным столом, явился некий господин, держащий под мышкой портрет предположительно кисти Мятлева. Мятлев, не слишком хорошо известный российской публике живописец XIX века, славился тем, что обладал редкой, патологической работоспособностью и любовью делать вариации на темы своих картин.

Постаравшись взять себя в руки, сквозь подступающие к глазам слезы Руфина глянула на портрет дочери художника. Она уже видела эту работу в шести вариантах, и вот выплыл седьмой.

– Тщательно проверь, – зудел посетитель, потный, толстый мужик лет сорока, – вот хочу доченьке своей преподнести на семнадцать лет, ты смотри не лопухнись…

Его толстые, сарделькообразные пальцы сжимали сотовый телефон, от волос одуряюще несло дорогим парфюмом, на запястье болтались золотые часы…

Внезапно на Руфину накатила душная волна злобы. Дочь этого комка сала, засунутого в костюм от Хуго Босс, одногодка несчастной Наденьки, получит в подарок картину и будет плясать на именинах, а бедная Надюша на всю жизнь останется калекой, потому что у матери нет средств!

И тут Руфина Михайловна сделала то, о чем и помыслить не могла еще утром.

– Подлинник в отличном состоянии, – буркнула она, подписывая нужную бумагу.

Руфина видела, что перед ней лежит искусно выполненная подделка, но ненависть к посетителю достигла такого размера, что лишила ее разума.

– Хорошо, – обрадовался мужик и, забирая полотно, протянул Руфине десять долларов, – бери, заслужила.

– Чтоб ты сдох, – прошипела дама, когда радостный обладатель подделки ушел, – чтоб тебя черти разорвали, сволочь…

Из ее глаз опять полились слезы, Руфина заперла кабинет изнутри и отчаянно зарыдала. Вдруг раздался тихий стук, потом желавший войти забарабанил в дверь. Искусствовед открыла, на пороге возникла худенькая девушка, обвешанная браслетами и фенечками.

– Что надо? – весьма грубо рявкнула Руфина.

Но девица не смутилась. Она вошла внутрь и протянула даме конверт. Та уставилась на пять таких необходимых ей стодолларовых бумажек.

– Это вам, – улыбнулась посетительница, – за консультацию. Заприте дверь, поговорить надо.

Так началось сотрудничество Маши Говоровой и Руфины.

– Понимаете теперь, почему я занялась этим бизнесом? – шептала Руфина. – Только из-за Надюшки… Я ее вылечила, поставила на ножки, полгода во Франции на курорте Виши продержала: грязи, минеральная вода, сейчас в Израиль отправила, к Мертвому морю… Все ей, все доченьке…

– Если вас убьют, дочь останется одна!

– Святые угодники, – тряслась Руфина, – спасите и сохраните.

– На бога надейся, да сам не плошай, – вздохнула я. – У вас есть хоть малейшее понятие о том, кто мог убрать девочек, а главное, за что? За подделку? Может, это прозревший клиент?

– А вы сами кто? – догадалась наконец спросить Руфина.

Я слегка замялась. Лучше не прикидываться тут сотрудником милиции…

– Я мать Кати Виноградовой!

– Вы так молодо выглядите, – прошептала Руфина, – ни за что бы не дала больше тридцати пяти…

– Я родила Катю рано, едва шестнадцать исполнилось, – я принялась вдохновенно врать, – мне тридцать девять.