Чудовище и чудовища

Сэм устроился на земле, прижавшись спиной к холодному камню. Ночной холод окутывал его, заставляя дрожать. Парень сильнее закутался в шарф и спрятал в него промерзающие пальцы. Несмотря на это, на лбу у него выступали капельки пота. После суда Сэм ни разу не притронулся к Виджи. Не сказать, что он что-то переосмыслил и решил встать на праведный путь, просто в те дни, когда он ожидал приговора, он будто пережил маленькую смерть внутри себя. На подкорке в тот момент отпечаталась чёткая мысль, что друзей он не подставит в любом случае, но инстинкт самосохранения заставлял его маниакально искать выход из ситуации, лишь бы спасти свою жалкую жизнь. Каждый день Сэм вспоминал, как шёл от дома родителей в сторону суда под конвоем молчаливого стражника, и, несмотря на страх, ощущал какое-то мрачное смирение. И было просто замечательно, что судить его будут за простую попытку ограбления, снисходительно глядя на молодого любителя Виджи, вздыхая, что эта дрянь в очередной раз толкает слабовольных щенков на антисоциальные деяния. Но столько сил положить ради лучшего мира, защищая мятежные идеи справедливости, чтобы гнить в тюрьме за воровство? Это идеально оправдывало всё движение, скрывая истинные намерения под мантией примитивных бытовых преступлений на почве слабости и зависимости. Но, несмотря на отсутствие какого-либо стремления к славе и признанию, в тот момент Сэм почувствовал себя лишь серой шестерёнкой, может, и нарушившей отлаженный механизм системы, но никем не замеченной.

Вспоминая это, он каждый раз одёргивал руку от ящика стола, усаживаясь на край кровати и роняя лицо в ладони. С каждым днём его всё сильнее накрывало мучительное чувство ломки: конечности дрожали, тело ломило от постоянной ноющей боли, при каждом подъёме в глазах на несколько мгновений темнело, а в голову будто бы ударяла молния. Еда потеряла всю свою привлекательность, вызывая приступы тошноты одним своим запахом. И иногда, свернувшись клубком на своей постели, чувствуя, как холодный пот стекает на подушку, Сэми буквально видел, словно в бредовом сне, как он поднимается на ноги, достаёт привычный коробок и идеально отточенным движением отделяет аккуратно скатанный кусочек от общей липкой массы. Но почему-то он этого не делал.

Сейчас он обнимал колени, сидя на холодной земле и дрожал от ночного осеннего холода. И чувствовал себя он не сильно лучше обычного, но его здорово отвлекала тяжёлая, разливающаяся по телу тревога и страх больше никогда не увидеть своего наставника, который столь многому его научил. Сейчас Сэм был счастлив испытывать что-то помимо своей постоянной фоновой одержимости: беспокойство о столь важных и «правильных» вещах, волнение за труды, над которыми они работали так долго, и за того, кто ему на самом деле важен. И возможность чувствовать что-то столь болезненное, но настоящее, заставляла его поверить, что в нём всё-таки есть что-то достойное, что-то человеческое. Что он – не просто разочарование для всех, кто когда-то в него поверил.

– Тейна Такута! – Сэм, словно ошпаренный подскочил на месте и бросился в сторону приближающегося огонька фонаря, засветившегося в ночной темноте. Такута устало улыбнулся и помахал ему рукой, спускаясь с небольшого каменного выступа. Сэм, спотыкаясь, подбежал к нему и ошарашенно посмотрел на него, словно не веря своим глазам.

– Чего уставился? – рассмеялся Такута, – собирайся, а то совсем промёрзнем тут.

Сэм всё ещё безмолвно пялился на тейна матэ, и Такута всё ещё дрожащими от напряжения руками притянул парня к себе.

– Всё хорошо, Сэм.

Несмотря на то, что ночь выдалась тяжёлой, сон всё никак не настигал Такуту. То же можно было заметить и относительно Сэма – парень сидел, крепко сжимая в руках кружку земляного чая и время от времени нервно вздрагивал. Тэми сидела напротив него за столом и, внимательно вслушиваясь в каждое слово Такуты, делала пометки в журнале и чертежах.

– Не знаю, мне кажется, зря ты переживаешь, – женщина подняла взгляд, – она всё же выглядит антропоморфно. Я тоже сомневаюсь в строении её систем, но не думаю, что ей можно сильно навредить, попытавшись помочь. Другое дело – позволит ли она тебе. Ты же знаешь, как, например, животные реагируют на лечение. Не думаю, что её реакция будет сильно отличаться.

– Знаю, – озадаченно кивнул Такута.

– Поэтому это будет очередным сумасшедшим риском с твоей стороны. Как будто в последние недели этого было недостаточно.

– Мне кажется, у него уже зависимость, – усмехнулся Сэм, – ну знаете, жизнь уже не такая интересная, если не влезаешь в неприятности.

– Кто бы говорил, Сэми, – Такута посмотрел на него с укором, отчего Сэм поджал губы, хоть и всё ещё сохранял улыбку на лице.

– Тем не менее, – прокашлялась Тэми, привлекая к себе внимание, – я понятия не имею, как ты собрался лечить гнойную рану в условиях полной антисанитарии и не имея даже нормального источника света. Не говоря уже о восстановительной терапии и наложении швов. Она же просто тебя сожрёт.