Чудовище и красавец

— Я отниму лишь совсем немного вашего времени. Как известно большинству из вас, на сегодняшнем мероприятии присутствует несколько видных деятелей искусства — художники, скульпторы, мастера музыкальных инструментов. Их избранные работы вы можете увидеть в выставочном зале. Однако одну картину мой отец и я решили отметить особо. — Он повернул голову в сторону слуг, которые словно по команде (а скорее всего, вовсе не словно) вынесли на возвышение выставочный мольберт и принялись устанавливать его слева от трона. — Это работа «Туман на развалинах крепости» кисти омана Итая Брика.

Зал вновь зааплодировал, а принц опустился на трон, тем самым продемонстрировав, что его приветственную речь можно считать оконченной.

Я стала озираться в поисках Итая, но вместо этого заметила в гуще гостей лицо другого художника. Дов Байн не отрываясь смотрел на водруженную на возвышении картину. Глаза его выражали целую гамму эмоций — от недоверия до возмущения и даже ненависти.

— Ну вот, опять она! Все-таки не стала уходить, позволила принцу себя увидеть! — раздался за спиной уже знакомый женский голос.

Не настроенная более на проявление терпимости, я резко развернулась. Все та же… — как Кинерет ее назвала? — …Тали Атиас с одной из подружек. Вторую, не иначе, потеряла где-то в толпе.

— Да что ты, принц в ее сторону даже не посмотрел! — уверенно отозвалась первая подружка.

— Ты права, — согласилась Тали. — Иначе он уже приказал бы прогнать ее вон.

— Адонит, вы что-нибудь еще хотите мне сказать? — едко осведомилась я, прищурив глаза.

Девица вздернула подбородок, явно весьма довольная тем, что я отреагировала на выпад, и готовая теперь излить на мою голову хоть тысячу обидных слов. Однако ответить она не успела.

— Адонит Атиас, вы нанесли геверет Дане Ронен публичное оскорбление. Как ее сопровождающий, который несет за нее ответственность на этом балу, я вправе требовать сатисфакции. И я ее требую.

Конечно же, мне было невероятно приятно заступничество Итая, в то время как Тали оно, напротив, раздосадовало. (Кинерет, стоит ли уточнять, отреагировала на слова омана удовлетворенным кивком и весьма многозначительной улыбкой, брошенной мне вскользь.) Тем не менее мы с обидчицей были единодушны в том удивлении, которое вызвало в наших умах упоминание сатисфакции. Грубо говоря, художник говорил о дуэли. Но о какой дуэли может идти речь, когда оскорбление нанесено женщиной? Не станет же он драться с Тали! Потому женщины высшего света и ведут себя значительно свободнее, чем мужчины, меньше следя за словами. Их никто не может всерьез призвать к ответу. Так думала не только я, но и адонит Атиас. Или мы ошибались?..

— О чем вы говорите, оман? — Моя обидчица попыталась изобразить на лице улыбку, которая, впрочем, вышла довольно-таки блеклой.

— Я говорю о том, — Итай остановился, поравнявшись со мной, — что оскорбление не может оставаться безнаказанным. Согласно дуэльному кодексу, в случае, если оскорбление нанесено женщиной, представитель оскорбленной стороны вправе бросить вызов мужчине, ответственному за обидчицу. То есть ее сопровождающему либо близкому родственнику, как-то: мужу, отцу, старшему или младшему, но совершеннолетнему, брату, отчиму, дяде. В данном случае, насколько я понимаю, это будет ваш брат, Габриэль Атиас, присутствующий на сегодняшнем балу?

Зрители, уже успевшие собраться на сие представление, зашушукались. В скором времени к нам приблизился молодой человек, ровесник Тали, еще не до конца понимающий, что происходит (по-видимому, его успели просветить лишь в общих чертах), но чувствующий себя, несомненно, неловко.

— Вы что-то путаете, адон Брик, — возразила Тали, но тон ее был теперь гораздо менее уверенным, чем прежде.

Свидетели конфликта все громче спорили между собой. Одни утверждали, что сказанное оманом нелепо, несправедливо и попросту не соответствует действительности. Другие, напротив, заявляли, что он абсолютно прав, а некоторых дам давно пора бы приструнить. Наконец кто-то высказал свежую мысль: пусть спорщиков рассудит принц.

Не скрою, я ожидала, что этого оригинала засмеют, но окружающие, напротив, восприняли его предложение с энтузиазмом. Заинтересованные стороны также не стали возражать. Брик бесстрастно проследовал за любопытствующими в направлении возвышения, я постаралась не отставать.

К тому моменту, как мы добрались до места, принц уже был осведомлен о случившемся.

— Что ж, если стороны того желают, я готов их рассудить, — сказал он, выслушав, видимо, не первый тихий доклад.

Пристальный взгляд немолодых глаз на молодом лице быстро и без особого интереса скользнул по Тали, лишь немногим дольше задержался на омане и переключился на меня. Я внутренне сжалась: внимание особы королевской крови — это последнее, к чему я стремилась в своей жизни. Мааян Насих оглядел меня, кажется, с головы до ног. Не поморщился (на его лице вообще не дрогнул ни один мускул), а затем повернулся чуть в сторону, встретившись глазами с Итаем.