Чудовище (ЛП)

Из-за меня? Как это может быть? Я никто, чтобы кто-то захотел стать таким, как я. Спросите любого, кто меня знает — знает меня таким, какой я сейчас. Я не герой, каким меня видит Гас. Не герой, как думает Амели. Я должен прямо сейчас сказать ей о том, как сильно она ошибается. Как не правы они оба в отношении меня. Как сказал Льюис, Гас до сих пор полон света и жизни, в то время как я месяцами живу во тьме. Злой и одинокий. Я не такой, как они обо мне думают. Я не тот человек, стремиться быть которым должен Гас. Я должен предупредить ее — предупредить их обоих о том, кем на самом деле являюсь.

Кто я на самом деле.

Я шагаю ближе. Настолько близко, что мы практически соприкасаемся.

— Мам! — голос Гаса проносится по коридору, с молниеносной скоростью разъединяя нас. — Некоторые из этих тренажеров такие классные, — восклицает он, вбегая в комнату.

Я кладу руки на бедра и отвожу взгляд в сторону. Гас становится между нами, отвлекая на себя внимание своей мамы.

— Правда? — спрашивает она, фокусируя на нем свое внимание. — Ну, это хорошо, что Льюис нашел время показать тебе их. Ты поблагодарил его?

Гас отклоняет голову в сторону и смотрит прямо за спину матери.

— Спасибо, Льюис.

— Мы уже можем идти? Папа ждет, — говорит она, расчесывая пальцами свои вьющиеся волосы.

Папа?

Амели замечает мою реакцию на эти слова. Даже после того, как я все понимаю, решив, что должен уйти и оставить эту семью с шансом — обнадеживающим шансом — внутри меня бурлит такая ревность, что ее хватит, чтобы покрыть всю мою кожу.

— Дедушка Гаса, — наконец объясняет она. — Он приехал из Парижа проведать нас.

Мне должно быть все равно. Меня не должно волновать, кто такой этот папа. Но я не могу игнорировать, как с моих плеч спадает напряжение от ее слов.

— Было приятно снова увидеться с тобой. — Она медленно моргает, пытаясь взять себя в руки. Это совсем не похоже на тот беспорядок, который я ощущаю сейчас внутри себя.

Дышать становится тяжелее, и мне приходится проявить весь свой самоконтроль, чтобы не показать это. Я один раз киваю, засовывая руки в карманы, и незаметно крепко сжимаю их там.

Мы едва поговорили. Это всего лишь наша вторая встреча, и все же, она как-то перевернула вверх тормашками все мои чувства, все, что я думал, что знал о себе. А я не могу позволить этому продолжаться.

Я наблюдаю, как Амели с Гасом, освобождая помещение, уходят, но слишком быстро ощущаю, что снова остаюсь в одиночестве.

Возьми себя в руки, Адам.

Вспомни, почему ты здесь. Чтобы исцелиться снаружи. Физически. Исцелить шрамы, которые укоренились на моей коже.

Внутренние шрамы… не в приоритете.

Не прямо сейчас.

Отвлечение, не важно, насколько оно красивое, какое сексуальное, какое французское, — только препятствие на моем пути. А у меня уже и так слишком много стоит на пути.

Я перевожу взгляд на Льюиса, который все это время наблюдал за мной, изучая меня. Похоже, ему удалось проследить точный ход моих мыслей.

И он выглядит… разочарованным.

— Что? — говорю я с вызовом, злясь на самого себя за то, что мне все еще важно его мнение. — Я здесь для себя, — заявляю я. — Работа, которую я проделываю, для меня самого. Цели, которые мы наметили, для меня. Я имею на это право.

Я. Имею. Право.

Льюис ничего не отвечает. Только некоторое время моргает, прежде чем один раз кивнуть. И по какой-то причине его молчание действует жестче, чем любые слова, которые он мог бы сказать.

— Ну, тогда давай, пошли работать, и посмотрим, на что именно ты имеешь право.

Он разворачивается и направляется в сторону тренажерного зала, оставляя меня осознавать свои права. Они кружатся вокруг меня, только совсем не успокаивают. Вместо этого сейчас я чувствую, как они душат меня.

***

Проходят две недели, и я возвращаюсь на физиотерапию. Две недели, когда я не позволял себе думать о ней, или о нем, или о чем-то еще, что может сбить меня с того пути, на котором мне нужно быть. Я игнорирую одиночество, отбрасываю любопытство и удерживаю себя в стенах, которые сам и создал.

Но стены рушатся, как только я ступаю ногой в тренажерный зал.

Она одета в блузку с красными лепестками роз, у нее длинные вьющиеся волосами, и теперь я вижу, откуда у Гаса такие локоны. Ее розовые губы шевелятся, когда она, сидя на стуле, читает очередную брошюру. Когда она переводит взгляд с брошюр на меня, ее губы замирают.

Кажется, что это длится целую вечность, но на самом деле все происходит так быстро. Ее рот изгибается в улыбке, которую я две недели мечтал снова увидеть. И вместе с этим пониманием я чувствую, как обещание, которое дал сам себе, начинает забываться, а стены, что я построил, рушиться.

Я сажусь на стул рядом с ней, мое сердце так сильно стучит, что я уверен, она может его услышать.

— Здравствуй, Адам.

Звучание этих слов обжигает мою кожу. Я хочу содрать ее, разорвать, только чтобы сделать этот жар чуть более терпимым. Но даже если бы я мог, он найдет другую точку, другое место, чтобы отметить, опалить.

— Амели. — Мой голос слегка дрожит.

Ее глаза улыбаются, как и губы.