Чудовище (ЛП)

Я здесь, чтобы посмотреть игру в бейсбол десятилетних парней. Я здесь, чтобы поддержать парнишку, который, скорее всего, нуждается в этом намного больше, чем остальные игроки на этом поле. Но когда я вижу ее, сидящей на трибуне, с солнцезащитными очками, скрывающими ее прекрасные глаза, хлопающей весте с остальной толпой родителей, я знаю, что это не единственная причина.

Амели замечает меня, когда я взбираюсь на трибуну. Даже несмотря на то, что ее глаза скрыты очками, я чувствую, что она смотрит на то, что находится в моих руках. Я не говорю ни слова, когда протягиваю ей одну красную розу.

Она принимает ее с простой улыбкой, которая все же говорит больше тысячи слов. Больше тысячи слов, которые мы только можем услышать.

Я занимаю место рядом с ней, стягивая капюшон. И когда я сажусь, то специально прижимаю свою ногу к ее. Мне становится легче, когда она не сдвигается с места, чтобы отодвинуться.

— Как у нас дела? — спрашиваю я.

— Отвратительно, — отвечает она с гордостью. — Мы уже проигрываем. Но посмотри на него. — Она кивает в направлении скамейки запасных, на которой сидит Гас, одетый в свою форму; он болтает и смеется вместе с товарищами по команде. — Он не перестает улыбаться.

Чувство теплоты проносится сквозь меня.

— Ты сделал это, — заявляет она с благодарностью.

Я качаю головой, но не продолжаю этот спор. Вместо этого решаю насладиться этим моментом.

— Спасибо за розу, — говорит Амели тихо, удерживая в руках длинный стебель между нами; темно красные лепестки становятся ярче из-за лучей заходящего солнца.

— Подходит к твоей блузке, — говорю я, отворачиваясь обратно к полю. Но краем глаза замечаю, как отрывается один лепесток и плавно опадает на землю. Мы оба смотрим, как лепесток приземляется на зеленую траву у нас под ногами.

— Только этот, — говорит она, осматривая цветок. — Остальные… идеальные.

Я киваю и отворачиваюсь к полю. Я не могу ее видеть, но знаю, что она улыбается. А также, скорее всего, кусает губы. Я знаю это потому, что помню, какой эффект раньше производил на красивых женщин. Эффект, который оказывает мужчина на женщину.

Возможно, я и не герой, как меня поспешно прозвал Гас или Льюис. Возможно, я не прекрасный принц, которого из меня делает Амели. Возможно, я даже не чудовище, которым сам себя сделал. Сегодня, впервые за долгое время, я ощущаю себя Адамом. Я ощущаю себя мужчиной. И когда Амели медленно кладет руку на мое колено и там и оставляет ее, я знаю, что все еще могу быть мужчиной, который производит эффект на красивую женщину.

«Почувствуй» Мэдэлин Бек

История о зыбкости границ и о двух потерявших надежду душах, нашедших способ заключить мир с чудовищем внутри себя. В конце концов, жить трудно, но умирать труднее.

***

От быстрых, точных ударов ножа я кричу в темноту моей комнаты. Это всего лишь очередная ночь смерти другого человека, а не мое убийство. От невыносимых ощущений из меня вырывается стон, а руки скользят вдоль тела, убеждаясь, что я все еще цела.

Дама в белом стоит в углу моей комнаты и держится за живот так же, как я держусь за свой. Она призрак, парящий и прозрачный, но я могу разглядеть ее черты и кровь, окрашивающую платье на ее животе.

Мы плачем вместе. Я стараюсь, чтобы мои стоны и всхлипы звучали тише. Стараюсь изо всех сил, но из-за непрекращающихся ударов ножа это становится делать все труднее.

Дверь в мою комнату распахивается так быстро, что ударяется о стену. Широко раскрытые глаза моей матери полны тревоги, а светло-каштановые волосы растрепаны. Ее худое тело не заполняет и половины дверного проема, зато крик разносится по всему дому.

— Ведьма! Убирайся из моего дома! — Спотыкаясь, она подходит ко мне, из-за выпитого ее ноги ступают неуверенно. Костлявой рукой она сжимает мое предплечье и дергает вверх. Я пытаюсь вырвать руку из ее хватки, но она усиливается каждый раз, когда я падаю от очередного приступа боли после удара невидимого клинка.

Моя мать не сдается. Она отпирает входную дверь и выталкивает меня в ночь.

— Держись отсюда подальше, ведьма! — Она вышвыривает за дверь мой рюкзак и захлопывает ее позади меня.

Тот факт, что мать взяла и выгнала меня, просто не укладывается в сознании. Пока нет. Я падаю на четвереньки, согнувшись пополам из-за боли в животе. Женщина в белом, должно быть, последовала за мной. Она стоит меньше чем в десяти метрах от меня, все еще плача, но теперь это больше похоже на всхлипы.

Боль уходит.

Нет. Боль все еще здесь.

Она уходит.

Она умирает.

***

Сквозь холодный воздух я бегу прочь от криков моей матери. Небо очистилось, шепчущие на ветру звезды манят меня своим светом, и мне отчаянно хочется последовать за ним. Но страх сдерживает меня, и я продвигаюсь вперед к оградам.

— Джордж. Беверли. Райан. Эмма. — Я здороваюсь с надгробиями, пока не добираюсь до своего участка. Только одно надгробие способно успокоить меня. То, с которым я общаюсь открыто. Единственное одиночное захоронение.

— Рис.

Сила притяжения валит меня на землю, и я, отбросив рюкзак, падаю на надгробный камень.

— Тебе повезло, что ты умер. Да, я прямолинейна.