Чудовище Нави, или Завтра еще пойду!

Я сидела, роняя слезы, как вдруг, почувствовала, как внутри меня скребется маленькой мышкой икотка. Что? Как? Он подсадил мне икотку? Вот значит, о каком ребенке шла речь!

Вдруг внутри меня послышался детский голосок. Я едва не подпрыгнула от неожиданности, услышав его внутри себя.

- Я помогу тебе выбраться отсюда. Он меня научил! Выжди, когда все спать лягут, а потом я поведу тебя…

«Вот такой я подлый!», - вспомнила я зеленый взгляд. Почему-то в этот момент я вспомнила игру в карты. Вот почему он вел себя так! Пытался утаить меня от Лешего. Видимо, у них давние контры.

- Ну что! А теперь пора на боковую! – усмехнулся Леший. – Няньке мы покои дадим. Да, нянюшка?

Он посмотрел на меня белесыми глазами, от которых в другой момент я бы обделалась.

- Хорошо, - выдохнула я, чувствуя, как греет меня маленькая икотка. Вот, значит, для чего меня поцеловали! Мне тайно вернули икотку.

Леший проводил меня в комнату, закрыв двери.

Я слышала внутри себя тихий плачь.

- Ну не плачь, - прошептала я. – Ты очень умный и сильный мальчик. Такие умные и сильные мальчики не должны плакать по пустякам…

- Правда? – послышался вздох. – А мама говорила, что я рохля! И бестолковый, как отец.

- Ерунда, - вздохнула я, чувствуя, как малыш прекращает плакать. – Я никогда не видела мальчика сильнее и умнее тебя. Ты большой молодец.

- Мамка меня всегда папкой попрекала. Дескать, в него уродился. Если что просыплю или уроню, так сразу папку вспоминает, - вздохнул Аким. – А мачеха тарелку поставит, а сама к отцу. Мол, у нас свой будет. Куда нам еще одного. Живем небогато.

- А отец? – спросила я, понимая, что мальчику нужно выговориться. Не все ж его в ладошке греть.

- А что отец? Покивает, согласиться и ничего поделать не может. А коли что не по его, так сразу за ремень! – всхлипнул Акимушка. – Говорит: «Гляди, сестра твоя меньшая! Ты за ней следить должен! Вот и сидел я в няньках! А однажды не углядел, мачеха прибежала, меня от колыбельки оттолкнула, непутевым обозвала. А папка ремнем пригрозил. Вот и вернулся я к мамке. А она меня в лес позвала…

- Все, дальше можешь не рассказывать, - спохватилась я. – Не переживай. Теперь ты наш. И никто тебя не обидит! Никто…

Мне ужасно хотелось погладить его, но гладить было нечего. Поэтому я погладила живот, словно и правда беременна! Как бы я хотела такого сына…

- Смотри, - выдохнула икотка. – Папа просил передать, что ждет тебя. Но только ты сама сможешь уйти. Таков закон.

- Я твоем папе еще корону оторву за карты, - тихо прокашлялась я, чувствуя невероятное счастье. Он меня не бросил. Мое подлое и бессовестное чудовище не бросило меня! – С картами будет завязывать! С девками тоже!

- Ты Аким? – спросила я, чувствуя, как внутри скребется мышка – икотка.

- Да, - послышался голосок и вздох.

- Буду звать тебя Акимушка, - прошептала я, осторожно приоткрывая скрипучее оконце. Ночная мгла окутала терем, в котором дружно спал Леший и его лешачата.

- Иди спиной! – послышался голосок Акимушки. – Так ты выйти сможешь!

- Что? И все? Спиной? – ужаснулась я простоте. Я-то думала, что тут план! Ритуалы! А тут просто спиной нужно уходить.

- Да нет же, - вздохнул икотка. – Дорогу только я знаю. Только смотри, не оборачивайся. Обернешься, ничего поделать не сможем!

Я шла спиной, боясь споткнуться. Но споткнуться и упасть было не так страшно, как вечная разлука.

- Прямо, - послышался голосок, пока я опасливо пятилась. Терем уже исчезал за ветками. И тут я увидела, как в окне загорелась свечка. Сердце испуганно дернулось, когда я поняла. Мою пропажу заметили.

- Два шага назад, один налево.

Я случайно ударилась спиной об дерево, но пообещала себе, что не буду оборачиваться. Пусть там даже стоит крокодил с открытой пастью. Ветки хрустели под ногами, а я слушала, что мне говорят. Лес закачался, зашумел, заскрипел.

- Не оборачивайся, - взмолилась маленькая икотка.

Я чувствовала себя еще тем оборотнем, особенно, когда за спиной стали раздаваться жуткие, холодящие душу и попу звуки.

- Иди и не оборачивайся! Он нарочно пугает. Мне папа так сказал, - вздохнул малыш. Мне было так жаль его, что прямо сердце разрывалось. Мне было жаль все огоньки. И ни капельки не жаль деревню!

- Хозяин Топи? С каких пор ты называешь его папой? – спросила я, осторожно пятясь, не смотря на нагоняющие ужас и страх шорохи и звуки. Судя по звукам, там столько чудовищ притаилось про мою душу, что не знаю, как они меня делить будут!

- Он сказал, что теперь он мой папа, - вздохнул Акимушка, а я ногой проверяла путь.

- Еще чуть-чуть! – обрадовался Акимушка.

- Ой! – пискнула я, наткнувшись на что-то странное. Сначала мне показалось, что это – дерево. Но потом я поняла. Не дерево это. Это … стена. Мои руки ощупывали препятствие, а я не могла понять, откуда здесь стена. Причем, не бревенчатая, а гладкая, как стекло.

– Ой, забыл! Слово вспомни, последнее, что успела сказать до морока! И тогда сможешь пройти! – пискнул Акимушка. – Забыл, запамятовал… Не ругайся!

- Слово? Какое слово? – перепугалась я, понимая, что, оказывается, не все так просто!