Чудовище с улицы Розы; Час охоты; Вендиго, демон леса

Я старался не приближаться, но не чуять их я не мог. Как не мог пройти мимо результатов их деятельности. Мне начинало казаться, что у них был план. Во всяком случае, многие действия выглядели продуманно и грамотно.

Они устраивали диверсии. Снимали рельсы и опрокидывали химический состав. Обычно это делалось возле небольшого городка, цистерны опрокидывались и заливали город хлором. Начиналась паника, жители спасались, бежали из своих домов, и в этой ситуации у тварей были развязаны руки. Люди исчезали, а в суматохе отступления этого никто не замечал.

Они начинали пожары – и хозяйничали в отрезанных огнём посёлках.

Что творилось в больших городах, я не знал, но вряд ли там происходило что-то хорошее, большие города гораздо уязвимее, пара пожаров, прорыв плотины, и всё, на дорогах пробки, и никто из города вырваться не может, конец.

Интересно, откуда их столько появилось?

Ведь это было как нашествие. Это и было нашествие. Вторжение. Когда-то человек вышел из пещер, приручил огонь и покорил мир, загнав тьму и её порождений в ущелья и норы, и вот случилось наоборот, маятник качнулся в другую сторону, и теперь людям придётся прятаться и быть начеку.

Всё-таки интересно, откуда? Возможно, что-то с хромосомами, взбесившиеся гены, или ещё что? Может, эти твари спали в людях и раньше. Там, в бесконечных спиралях ДНК, ожидая своего часа, дремали первобытные монстры. И вот час пробил, и человечество разделилось на волков и овец. И волков оказалось неожиданно много. Возможно.

Я уходил на север и знал, что возвращения, скорее всего, не будет.

Жара не прекращалась, мир был высушен и жёлт, лето слилось с осенью, и даже ночами было тепло и душно, точно на небе поселилось сразу два солнца. Кстати, порой мне действительно казалось, что это так – после заката совсем темно не становилось, небо продолжало светиться, причём достаточно ярко, Солнце тянуло к Земле свои горячие щупальца.

Впрочем, возможно, это просто выгорали города.

Иногда я думал. Про то, как оно будет дальше.

Иногда я вспоминал. Своих. И надеялся, что с ними всё в порядке. С ними должно быть всё хорошо. Вряд ли Па допустит…

Вряд ли. С ними ничего не случилось. Отец увёз их подальше от всего этого, совсем далеко. У него есть знакомые моряки, он договорился, и вся моя семья погрузилась на атомный ледокол. И отправилась туда, где нет жары. В Арктику или в Антарктику. На год или на два, переждать это безумие.

Иногда я встречал людей. Некоторые впали в дикость и бродили по лесам и дорогам в озверении. Другие, напротив, были деловиты и собранны, они перемещались небольшими группами, как правило, на внедорожниках, и стреляли по всему, что двигалось. Я старался держаться подальше и от одних, и от других. Я бежал от каждого постороннего звука, потому что рядом с людьми всегда обнаруживалась опасность.

Леса стояли тихие, и в полях осела тишина, даже ветер не колыхал травы, звуки умерли, как птицы, время такое, без птиц.

Лето никак не могло закончиться, я сбился со счёту дней, а потом и недель, я сбился с дороги и болтался по лесу между деревьями, я не видел людей и стал их забывать, я полюбил одиночество, в одиночестве безопасно. Сначала я видел самолёты. Раз или два в день они пролетали надо мной, некоторые высоко, в километрах от земли, другие – почти цепляя сосны. А потом самолёты исчезли, тишина доросла и до неба, и осталась там только синева, каждый день, впрочем, немного разная. Я не испытывал особых иллюзий, я знал, что рано или поздно они меня найдут. Или я на них наткнусь.

Поэтому я не очень удивился, когда возле растерзанного перевёрнутого поезда услышал знакомую вонь мертвечины.

Гораздо больше я удивился, когда услышал запах человека.

Потому что я его узнал.

Пугливый.

Мальчишка, который таскал в кармане дракончика, отлитого из дешёвой китайской резины.

Мальчишка шагал по шпалам и, кажется, тащил за собой коляску – она по шпалам и лязгала. С каждым шагом он приближался к перевёрнутым вагонам, он хотел есть, я слышал, как бурчит у него в животе, да и выглядел он не очень – тощий и обезвоженный, я успел мельком заметить. Как он досюда добрался – непонятно. Наверное, повезло. Некоторым в жизни очень и очень везёт, интересно, как там Циркач? Хорошо бы…

Пугливый остановился и стал оглядываться, тележку свою бросил.

Возможно, он что-то почуял, всё-таки у людей тоже что-то такое есть – чувство скрытой опасности и тому подобное. Чувство чужого глаза. Правильно, сейчас на него целых две пары смотрели.

Перевёрнутые вагоны, разбросанные вещи, пластиковые бутылки и прочий мусор негромко похрустывали от всползшего в зенит солнца, это тоже было мне на пользу, звуковая завеса.