Неловкость, которую я испытывала с самого начала этого вечера, в эту самую минуту достигла крещендо14. С тех пор как я вернулась из Нового Орлеана, он ни разу не спросил меня о моем решении, но это не значит, что не пытался напомнить о данном мной обещании при каждом удобном случае. И до этого дня мне удавалось играть роль той самой «дурочки», образ, который, по мнению мамы, мне совсем не к лицу. Похоже, пришло время отказаться и от этой маски.
– …я не хочу на тебя давить, – продолжает тем временем Кевин то, что начиналось как красивый тост, но очень быстро скатилось до какой-то странной формы речи. – Я хочу сделать тебя счастливой…
– Я счастлива, и ты правильно подметил, ты мой лучший друг, и за это можно выпить, – пользуюсь я очередной заминкой в его монологе, после чего чокаюсь бокалом и делаю большой глоток вина. С Кевином я могу позволить себе расслабиться и не опасаться за свою безопасность.
Он не сводит с меня глаз, продолжая удерживать бокал в воздухе, после чего тяжело вздохнув, наконец, пьет его одним глотком. Мы молчим, каждый уткнувшись в свою тарелку. Я давно хотела побывать в этом итальянского ресторане, где пасту сразу после подачи на стол посыпают сыром, который натирают на большой терке прямо в зале ресторана на глазах у всех гостей. Несколько минут назад я сама была той самой клиенткой, возле которой происходило это маленькое представление, и тогда, отправив в рот первую, накрученную на вилку порцию спагетти, я ощутила целый фейерверк вкусов, взорвавшийся у меня на языке: сливочный соус, каперсы, нежное мясо тунца и свежий пармезан. Но давящая тишина и неловкость, внезапно повисшие над нашим столом, лишают меня способности наслаждаться блюдом. Похоже, нет больше аппетита и у Кевина, потому как он просто ковыряет вилкой свою «осабуку», но до сих пор не отправил в рот больше ни крошки.
– Скажи честно, ты хотя бы думала о моем предложении? – наконец, спрашивает он, вновь глядя мне в глаза.
– Кев, я не хочу тебя обижать, не хочу делать тебе больно. Ты мне очень дорог, и я по-своему люблю тебя… люблю тебя как друга, моего единственного друга-мужчину, – говорю я. – Но что касается твоей просьбы, я честно пыталась, но я не могу…
Кевин обреченно опускает взгляд.
– …не могу думать об этом до тех пор, пока я не найду ублюдка, искалечившего мою жизнь. Я не могу просто взять и начать все сначала. Невозможно погрузиться в новую книгу, пока ты продолжаешь барахтаться в предыдущей…
Кевин снова смотрит на меня, и в его глазах я вижу надежду.
– Это не значит, что я…
– Я тебя услышал. И я тебе помогу закрыть эту книгу и открыть новую.
– Кев, я не хочу, чтобы ты строил какие-то планы… мы просто друзья… я не могу обещать…
– Я знаю. Я понимаю, что этой новой книгой в твоей жизни могу быть и не я вовсе. Но я люблю тебя и хочу помочь тебе в этом.
Натянуто улыбаюсь, от одного вида еды теперь начинает тошнить. Беру бокал и делаю еще один внушительный глоток вина. Неприятная горечь саднит горло.
– Ты давно виделась с Ником? – неожиданно меняет тему разговора Кевин.
– Наверное, пару недель назад, может быть, чуть больше, а что?
– Он не звонил тебе после того, как ты вернулась?
– Откуда такие вопросы?
Кевин вытирает и без того чистые губы салфеткой. Я смотрю на него в упор, не скрывая своего раздражения: одно дело звонить мне каждый раз, когда я вовремя не ответила на его сообщение, но это уже явный перебор. Он не имеет права контролировать меня и указывать, с кем и сколько мне общаться.
– У Ника есть ключи от твоей квартиры?
– В чем дело? Что за идиотские вопросы?
– В твоей квартире было еще кое-что, помимо тех вещей, – начинает Кевин, глядя мне в глаза.
Я боюсь пошевелиться. Все мое внимание сконцентрировано на губах Кевина, я жду, что он скажет дальше.
– Был еще один букет: дюжина белых роз, – дозирует информацию Кевин, не сводя с меня глаз. – И записка.
– Что было в записке?
– Пять лет назад я совершил ошибку, о которой буду сожалеть всю жизнь, – уткнувшись в экран своего телефона, читает Кевин. – Я был идиотом. Все эти годы я пытался тебя забыть, но не вышло. Я люблю тебя, и любил всегда. Знаю, что накосячил, знаю, что подвел, но я верю, что все еще можно изменить. Позвони мне, как будешь готова хотя бы просто начать говорить. С днем рождения, любимая, твой Ник.
Тяжело вздыхаю, пряча лицо в ладонях. В ушах эхом звучат строчки этого письма, и перед глазами разыгрываются сцены прошлого.