Лекарка покачала головой, хлопнула по крупу тощего гнедка. Тот добродушно отвесил губу.
— Я, Горбушка, не пью, ты ж знаешь. Руки дрожать будут, и тебе же потом лишнее отрежу. Прогуляюсь.
— Не, ну до чего бабы любопытные! Понесло ее под дождь, — послышалось за спиной.
Ласточка пошла вперед, мимо терпеливо ждущих лошадей, вереницы обозных телег, прикрытых рогожами, мимо застывших всадников, мокнущих в сером мареве, мимо пеших воинов в тусклых кольчугах и бурых кожаных куртках.
Мэлвир Соледаго вел в леса Элейра немаленькую армию. Фыркали сытые рыцарские кони с гривами, подстриженными щеткой, переступали копытами. Солдаты провожали идущую по обочине Ласточку хмурыми взглядами, дождевые капли собирались на наплечных щитках, стекали по рукавам. В два цвета крашеные щиты покачивались за спинами, короткие ножны оттопыривали складки плащей. В лужах завивалась белая пена — как в супе.
Боевые псы Маренгов, белые, мордастые, широкогрудые урсино в стеганных попонках, стояли известковыми изваяниями — ни звука.
Впереди на дороге маячило что-то темное, не разберешь. Пятно на дороге, арка, дверь, черт-те что…
Шиммелевы воротца.
Ласточка добралась до головного отряда и остановилась, отирая влагу с лица. Непослушная прядь выбилась из аккуратной прически и липла к щеке.
Соледаго, без шлема, с откинутым кольчужным капюшоном, башней высился на своем прянично-соловом жеребце, здоровом, как корабль. Лицо бледное, глаза рысьи, злющие, губы сжаты, четко прорисованные золотистые брови — как приклеенные.
Рядом недовольно переговаривались лорд Радель и второй командир, черноволосый и сероглазый — сэн Марк Энебро с Ока Гор. Его роскошные серебряные доспехи куда-то делись, и он был как все — в простой полнорукавной кольчуге. Гнедой конь в стеганой синей попоне — Ласточка помнила, что он гнедой, но масти можно было судить только по носу, ушам, да заляпанным грязью бабкам — помахивал хвостом.
Как раз в районе конской морды маячил проводник, мял в руках войлочную шапку, шмыгал носом, но глядел упрямо.
— Негоже, — повторил он, приседая от страха. — Проклятье от того может сделаться. Не трожьте, благородный сэн, ну его.
Ласточка пригляделась и поняла, наконец, что затормозило и без того медленное движение армии.
Когда-то это была часовня для проходящих путников: просторная и глубокая арка из темного дерева, поставленная прямо на дороге. Дверь, преграждающая путь, отсутствовала, зато имелась двускатная крыша, выложенная серой дранкой. Такие делают у колодцев. Открытая нишка под скатом крыши раньше вмещала благочестивую статую.
Теперь там известково белел старый череп.
Длинный, с темными проваленными глазницами и треугольным выростом на месте носа — лошадиный.
Кто-то поставил его на место Невены, Госпожи дорог, а рядом привязал выцветшие ленты, пучки осенней рябины и грозди бронзовых колокольчиков — вроде тех, что вешают на шеи козам.
Соледаго нахмурился еще сильнее, выслал коня вперед, едва не сбив проводника, опустил копье и ударил.
Хрустнуло, брызнули белые осколки, остатки черепа вынесло из ниши на дорогу. Следом посыпался ворох погнившей уже травы.
Аир, череда, осока. Ягоды рябины и боярышника.
— Не потерплю богохульства и суеверий в собственной армии! — рявкнул Мэлвир и двинул лоснящегося бежевыми боками жеребца в арку, разрывая пряди тумана.
Снова загудели сигнальные рожки, и войско пришло в движение, как ладно пригнанный механизм — неохотно, но неостановимо шагало сквозь пустые ворота, одиноко возвышавшиеся посреди чистого поля.
Ласточка постояла немного, подождала, пока подъедут лекарские фургоны, и забралась обратно. Внутри оглушительно пахло аиром.
Они вступили на земли, которые раньше принадлежали лорду Кавену, а теперь — разбойникам и никому.