Чудовы луга

— Мы бежали и хотели обойти южные земли краем болот, — сказал Лайго.

Вот. Для них найфрагирцы, живущие большую часть года среди снега и льдов — южане. А жители Найгона считаются да, истинные северяне. То есть, севернее только льды и тюлени. И Полночь.

Леута и Химера, столицы двух этих стран, испокон веков скалились друг на друга сквозь холод и тьму Севера.

Кай с тоской подумал о подступающей зиме — уже пережил одну в продуваемой всеми ветрами Верети. Осенний штурм оставил такие дыры в стенах и окнах, что проще было жить в каморке под крышей донжона, чем в лордских покоях. Даже огромная кровать не кажется привлекательной, когда за окном свищет ветер, гонит черные ночные облака и вымораживает пол под ногами.

Найлам — хоть бы что! Они точно родственники моржам и белым медведям. И злым ледяным созданиям, которые живут в Полуночном море.

— У меня есть люди из ваших, — важно сказал Кай. — Из Леуты тоже. Когда приедем в крепость…

— Я не уверен, что мы пойдем в твою крепость, мальчик, — мягко произнес Лайго. — Ты славно принял нас, и мы, что скрывать, устали в дороге, но не думай, что проделали этот путь ради того, чтобы примкнуть к разбойной ватаге.

Кай фыркнул, как камышовый кот, только что уши не прижал.

А он то уже мысленно видел себя окруженным мрачными черными воинами, чья верность вошла в поговорку!

— И куда же вас тогда несет через болота? — недовольно спросил он.

— Домой. Я давно не видел дома, — ответил найл. — Я служил одному лорду здесь, на юге. Знаю, как видишь, язык и обычаи. Потом ненадолго вернулся. Потом попал в плен.

— Какому лорду служил?

— Неважно.

— Ты опоясанный рыцарь?

— Да.

— И что, не пойдешь со мной осаждать Тесору? — Кай усмехнулся. — У Арвелей золотые простыни, серебряные одеяла. Давно пора взять то, что принадлежит мне по праву.

— Я пошел бы, — прямо сказал Лайго. — Но думается мне, что ты слишком юн для того, чтобы разбираться в военных делах. Я не знаю, как ты захватил крепость лорда Кавена, случалось видеть ее в давние времена. Разве что орды демонов лезли с тобой на стены или у тебя звезда во лбу…

— А если так, — Кай зло дернул углом рта, — если звезда, и ты просто слишком плохо смотришь? Или горит она неярко?

Лайго так и не повысил голос. В его жизни было много таких костров и стылых октябрьских утренников, зевак, выглядывающих из-за плетня, лордов и рыцарей, ждущих, на чью сторону он встанет.

— Я смотрю внимательно и вижу перед собой пригожего юношу, который годится в постель или в сыновья. Но не верится мне, что способен этот юноша водить воинов в битву.

Его черная компания — ну чисто вороны, мрачные нахохлившиеся птицы с отсыревшим оперением! — согласно заклекотала по-своему.

Кай взбеленился. Он как-то не привык, чтобы ему перечили. И в мечтах уже вообразил, что эти суровые рыцари перейдут к нему на службу, станут верной охраной. Разношерстная кодла благоговела перед своим болотным лордом, истерично, с суеверным страхом. Но он всегда мечтал о таких вот птицах — хищных, мрачных и гордых.

— Вы это… вот что… знаешь, что!

Он вскочил, плащ взвихрился, подняв тучу золы. Разбойничьи морды его соратников, повисших на плетне на манер диковинных украшений, выказывали любопытство. Им тоже было интересно, сладит их предводитель с гордыми найлами — или нет?

Не сладил.

— Недосуг мне беседовать. Мы за фуражом приехали…

Он осекся.

За околицей послышались испуганные голоса. Взвизгнула и запричитала женщина. И, заглушая все остальные звуки, залаяли, потом заскулили собаки во дворах, волной, начиная с ближнего края деревни, того, что упирался в болото.

Кай переменился в лице и кинулся вон со двора, оставив гостей. Лайго проводил его взглядом, потом неспешно поднялся, кивнул своим людям.

У края болот, там где настелили мостки для разных хозяйственных нужд, а дальше протянулась добротно проложенная гать из круглых серых бревен, идущая на Вереть, толпился деревенский люд. Серое, черное, коричневое, женщины кутались в шерстяные платки. Приблудилась пара детей, опасливо выглядывающих из-за мамкиных юбок.

Бородатые мужики, мрачные, насупленные, выступили вперед, один держал рыбацкую сеть, другой — вилы. Мелькали в толпе дубинки.

Народу становилось все больше.

Кай бесстрашно прорезал толпу, вылетел на мостки, стуча каблуками. За ним спешил разномастный отряд лесных удальцов.

Они ждали, стоя прямо на серой ряске. Маленькие, лупоглазые, с лохматыми, как утиные гнезда, головенками.

Словно ребенок нарисовал на заборе — углом торчащие локти и коленки, тощее тельце, кое-как прикрытое травяной плетенкой, рот до ушей.

Крестьяне сбились в кучу, ощетинились подручным оружием. Захныкал ребенок, которого нескладеха-мать толкнула, попятившись.

— Чудь, чудь рыбоглазая из болот полезла, — забормотали в толпе. — Быть беде.

— Ой, боженьки мои!

Кай подошел к краю настила, нагнулся, с любопытством пригляделся. Горстка пришлецов пошипела, засвиристела по-птичьи, сухие серые пальчики трогали доски.