Он ловко выхватил из-под себя табуретку и очень метко и сильно бросил ее в докладчика. Табуретка настигла разболтавшегося уклониста раньше, чем Павел Янович успел шлепнуться на пол. Но глава санитарной службы не убился, а рассмеялся: верный Друбецкой-заде ухитрился, как и положено интеллигентской прослойке, смягчить удар собственным телом. Удара же табуретки никто смягчить не посмел и критика подействовала на пушкиниста самым чудесным образом: в течении трех с небольшим часов он в который раз рассказал присутствующим об основах кузьмизма-никитизма, о теории достаточной необходимости и о современном международном положении, при этом особенно крепко досталось покойному Анвару Садату.
После доклада начались прения, в ходе которых чуть не забыли о цели собрания - выработать Тихону автобиографию.
Некоторое время ушло на расспросы самого Тихона о родителях и трудовой деятельности до семнадцатого года; в ответ слышались только частушки и стихи, которым Гренадеров научился от дяди Сани и наркома Потрошилова, поскольку больше он ничего не знал, заявить же, что он крутой кент, было опасно.
Друбецкой-заде вовремя напомнил собравшимся о девственной чистоте юношеского сознания.
По поводу происхождения мнения разошлись - из бедной семьи Тихон или из беднейшей? Наконец пришли к соглашению, что отец был из беднейших, а мать, так уж и быть, из бедных.
У добрых людей бывает генеалогическое дерево; у Тихона же Гренадерова в охотку и с легкой руки обитателей и санитаров зашумела, загудела целая роща. Поначалу шли бедняки, голота и незаможники. Сентиментальный Васичкин рассказал даже страшную историю о том, как Тихонов папаша пропил сыновние валенки, отчего маленький Тихон поморозился и потерял ноги. Тихон возмутился, стал совать Васичкину под нос совершенно целые ноги, да так неаккуратно, что разбил этот нос.
Пушкинист Рогозулин заикнулся, что в родню парню для разнообразия не худо подкинуть несколько дворянства, особенно служилого - теперь можно. "Военных! Военных!" - кричал нарком Потрошилов. Обильно потекла голубая кровь, зазвучали выстрелы и полонез, кто-то, забывшись, заговорил по-французски. Павел Янович еще пару раз метнул в кого следует табуретки и заявил, что происхождение Тихона должно быть не только беднейшим, но и многонациональным, и уходить корнями во все республики, даже автономные. Этим широко воспользовался Семен Агрессор и под шумок протолкнул в родословную Тихона бабушку Эсфирь Наумовну, бедней которой сроду не было. Терентий Тетерин не успел перехватить маланскую бабушку и для компенсации ввел с отцовской стороны иеромонаха Илиодора. Атеист Фулюганов матерно возразил и сложил пальцы кукишем.
Шум усилился, по рядам забегали дружинники с ковшами успокоительного. Павел Янович своей властью кооптировал в родню для верности Прудона и Антидюринга. Возразить никто не посмел, да и не всякий знал эти дорогие имена.
Собрание затянулось глубоко за полночь. В конце концов пришли к окончательному варианту и тут же его засекретили, да так, что никто и сообразить больше не мог, кто такой Тихон Гренадеров и откуда он взялся на нашу голову. Впрочем, такова была участь всех официальных документов в Заведении.
На большом экране возник спросонья Кузьма Никитич. Все испуганно затихли и услышали:
- ...являясь верным помощником и неустанным резервом... молодость и кронштадтский лед... семь органов на знамени... лучшие сыновья и дочери... стройки Сибири... и его возводить молодым... тлетворному влиянию... активная жизненная позиция... эту песню не задушишь, не убьешь... По волнам, волнам, волнам! Женский труп несется!! А на палубе матрос!!! Весело смеется!!!!
Друбецкой-заде сильно ахнул и побежал в палаты начальства, включившегося не вовремя.
Но скандалы на этом не закончились: со страшным звоном прибежал со своего персонального этажа маршал Пирогов (глава о маршале Пирогове изъята по многочисленным просьбам виднейших военачальников) и громко закричал, что у него украли любимую медаль "За отличие в мазурке". Медалью этой он особенно дорожил, получив ее в нежном офицерском возрасте. Тихон страшно перепугался: эту самую медаль он только вчера выиграл у маршала в чику.
Изо рта маршала выделялись натуральные кощунства: он утверждал, например, что медаль похищена головорезами из санитарной службы по приказу Кузьмы Никитича, без конца ревнующего к маршальской славе. Самое время было подвергнуть героя прижизненной мумификации, да у начальства, видно, были другие планы: маршала тут же, не выходя из холла, утешили, вручив ему в торжественной обстановке медаль "За утерю медали "За отличие в мазурке". Тихону Гренадерову новая награда крепко понравилась, и он положил себе выиграть ее тоже как можно скорее в чику.
18. ДЕНЬ ВЫДВИЖЕНИЯ
В одно прекрасное утро, когда Тихон Гренадеров с большим интересом просматривал сны из своей прежней жизни, напрасно стараясь запомнить хоть малость, его до сирены, до света стали поднимать и тормошить. Это был Шалва Евсеевич.