Чугунный всадник

Потом обитатель Двоерылко, будучи истинным поэтом, рассказал собственного сочинения басню, в ней же действующими лицами были царь зверей Лев и мерзкие Гниды, поселившиеся в его гриве. Аллегория получилась настолько прозрачной, что даже санитарам сделалось неловко.

Наконец сводный хор санитарной службы объявил новую песню, сочиненную недавно для ради праздничка. Солист Васичкин запел мужественным, как тысяча чертей, голосом:

Мы рождены при помощи науки

Преодолеть идеализма вздор.

Ведь труд создал у обезьяны руки,

Вложил в те руки каменный топор!

Хор подхватил:

Все выше

И выше

И выше

Стремимся мы точно вперед.

Имеющий уши - да слышит,

Имеющий рот - да поет!

И еще много добрых слов было спето в адрес руководителей, их родственников и сподвижников, во славу передовых идей и бескомпромиссных решений. Да как спето! Кабы я сам был тем часом на праздничном дворе, неволею спросил бы: откуда эти мерзавцы, навыкшие всякий день топтать и попирать достоинство ближнего своего, поменявшие все положенные человеку чувства на пайку, держащие в голове при помощи двух извилин всего-то две мысли: стратегическую (жить вечно) и тактическую (хоть день, да мой), откуда эти поганцы, вызыватели на ковер, вкладыватели ума, показыватели кузькиной матери и зимовки раков, умыватели кровавыми слезами, сгибатели в бараний рог, выпускатели кишок и промыватели мозгов, вечные вешатели лапши и людей, стиратели в порошок, выбиватели дури вместе с зубами - откуда получили они мощь и широту голоса, распевность его и глубину, слаженность, задушевность и гармонию?

Неизъяснимы наши наслажденья,

Они бессмертья, может быть, залог.

Мы изучили правила хожденья

По самой-самой верной из дорог.

Все выше

И выше

И выше

Сознание встало у нас,

И всякий успех да припишут

Живейшему творчеству масс!

Новая песня как-то незаметно перешла в Гимн санитарной службы, после сменилась кантатой "По прочтении материалов ХХХII отчетно-кустовой конференции". Один за одним хрипли и замолкали певцы, и вот уже старался один только Павел Янович, тоненьким голосом доносивший частушку:

Вся эпоха без ума,

Чести, совести жила,

А пришел Кузьма один

Этим делом наградил!

Сам герой частушки уже давным-давно спал стоя, но не падал, потому что сверху на него загодя надели специальное устройство, применяемое в нежном возрасте и зовомое "ходунком". Да впору было хоть всем такие приспособить - дело шло к вечеру, верхний квадратик потемнел, не худо было и перекусить. В животах началось брожение, гулкое урчание слилось в единый звук морского прибоя. В ответ на утробные пожелания трудящихся Кузьма Никитич отворил один глаз и хрипло сказал:

- ...приветствуют и поздравляют... в том числе король Хусейн и королева Умайра...

После королевского поздравления, понятно, и кирза пошла за милую душу. Тем более к кирзе подали мясо. Мясо было, правда, старое, зато заслуженное, все в синих медалях от санэпидемстанции за выслугу лет. Для привередных же во всю стену столовой висел плакат: "Ворон падалью питается, да зато триста лет живет! Народная мудрость".

19. ПИСЬМЕЦО ОТТУДА

Пожалуй, этот праздничный вечер был последним спокойным вечером в истории Заведения. А все дядя Саня! Он со всей свойственной ему безответственностью писал-писал покойному другу, да и дописался! Прилетела, можно сказать, первая ласточка!

Случилось так, что на следующий день по недогляду санитарной службы (вполне простительному после гулянки) на целые сутки вышел из строя правовой механизм Закона о свободе переписки. Закон же, как мы помним, был довольно-таки суров: письма из Заведения попадали в мусоросжигатель, послания же, адресованные обитателям, невидимый вахтер Иннокентий Блатных, гнушаясь перлюстрацией, сыпал туда же. И в этот же день дядя Саня ухитрился, наконец, отправить с утра свое письмо, а к вечеру уже получил ответ!

Безработный доселе почтальон Пантелей Рюрикович Понькин принудил дядю Саню долго и неуклюже плясать, после чего вручил, наконец, послание.

"Любезный друг Александр Васильевич!

Напрасно пеняете Вы мне за молчание - в Элизиуме нашем больно не распишешься. Недостает бумаги и чернил; а сколько пришлось ожидать, когда залетит к нам отбившийся от стаи гусь!

Разжившись всеми необходимыми принадлежностями, принялся я, наконец, сочинять и ответ. Увы, он не будет пространным - в очередь за мною выстроились несколько тысяч душ (употребляя слово это в первозданном его значении).

Итак, вольтерьянство младых моих лет оказалось сущим вздором - ТАМ все есть, хотя и не в таком виде, как трактуют нам св. отцы. Более того, друг мой, сильно сомневаюсь, чтобы вертоград сей имел хотя бы малое отношение к христианству.