Чуйка

– Нет, оставили там, где нашли – в отделении отоларингологии Мариинской больницы. Он уже не ходячий, и врачи говорят, что шансов нет. Его туда вчера скорая помощь привезла. Ты всё верно предположил, саркома горла у него. В последней, четвёртой стадии. Как ты это определил?

– Подкашливал он очень характерно. Мне уже доводилось слышать такой кашель, его трудно спутать с простудным. Там охрану хоть поставили?

– Зачем? Он совсем плох, врачи говорят, что уже не операбелен. Хорошо если пару дней проживёт. И не расскажет уже ничего, так как говорить больше не может. Там опухоль почти с кулак размером прямо на голосовых связках. Если хочешь, можешь съездить попрощаться. Но не затягивай с этим.

– Я прямо сейчас поеду. В какой он палате?

– В седьмой, если в реанимацию не забрали.

– А лечащий врач кто?

– Герасимов Виктор Александрович.

– Да, последний вопрос, как вы там представлялись?

– ФСБ.

– Логично, мог бы и сам догадаться. Всё, приятного аппетита, я поехал.

Припарковав машину на Литейном проспекте, Степан уверенно зашёл в проходную, махнул перед носом охранника пропуском в банк и, миновав вертушку, вышел во внутренний двор. Нужное ему отделение располагалось в главном корпусе. Там в ординаторской он нашёл лечащего врача.

– Вы Герасимов?

– Я.

– Виктор Александрович, наши сегодня у вас уже были, но у меня появилось несколько дополнительных вопросов. Где мы можем поговорить?

– Пойдёмте в мой кабинет.

– Что вы можете сказать о состоянии Кондратьева и характере его заболевания? – спросил Степан.

– Состояние тяжёлое, близкое к критическому. У него четвёртая стадия саркомы гортани, сожжена большая часть слизистой, метастазы в лёгких и печени.

– Это операбельно?

– Такая операция стоит больших денег. Медицинская страховка, которой, кстати, у Кондратьева нет, её не покрывает. Но даже если бы это всё имелось, операция всё равно была бы бессмысленна, так как у него скоро откажет печень.

– И ничего нельзя сделать?

– Боюсь, что ничего. Слишком поздно его к нам доставили.

– Говорить он может?

– Иногда пытается. Но ничего не понятно.

– Я хочу его увидеть и попробовать поговорить с ним.

– Пойдёмте, я вас провожу. Если он не спит, можете попробовать поговорить. Но не долго. Он очень слаб.

Лысого Степан узнал с трудом. Когда-то красное лицо пожелтело и осунулось, нос задрался, щёки ввалились. Белки глаз тоже пожелтели. Кондратьев не спал. И Степана узнал сразу. Испугался. Даже попытался отодвинуться.

– Оставьте нас одних, – попросил Степан врача, придвигая к кровати стул. – Я к вам потом загляну.

– Ну, здравствуй, Алексей, – сказал Степан, когда за врачом закрылась дверь. – Вижу, что узнал, не бойся, не трону я тебя, сам скоро помрёшь. Говорить совсем не можешь?

Кондратьев кивнул головой.

– Писать сможешь?

Ещё один кивок. Степан достал из кармана блокнот и авторучку. Блокнот пододвинул к Кондратьеву, а ручку вставил ему между пальцев.

– Пиши.

– Что со мной? – накарябал Кондратьев в блокноте. – Почему?

– Злокачественная опухоль в горле и метастазы по всему телу. Последствия радиационного поражения. Ты там, у чертей, радиоактивной пыли наглотался.

– А я на солнце грешил, – написал Кондратьев. – Ты пограничник?

– Да.

– Извини, я не знал, думал, конкурент.

– А конкурентов можно убивать?

– У нас жестокий бизнес. С чужими никто не церемонится.

– Это первый портал, куда ты ходил?

– Третий. Я уже больше года в этом бизнесе. Пограничников никогда не трогал.

– У тебя есть кто-нибудь, кому сообщить?

– Есть. Дочь. Сообщать не надо. Она с отчимом живёт. У неё его фамилия. Мать умерла. Передать деньги сможешь?

– Смогу, пиши адрес. Сколько хоть лет дочери?

– Шестнадцать.

– Что сказать?

– Просто скажи, что отец передал. С оказией.

– Сделаю. А деньги-то где?

– Ключ под подушкой.

Степан засунул руку под подушку и нашарил ключ.

– А дверь где?

– В моей квартире, в Пскове. Шкаф отодвинь, там тайник. Всё забирай, только деньги отдай дочери.

– Не бойся, отдам. Что про тебя сказать?

– Скажи, что завербовался в «Вагнер». В Сирию.

– Хорошо, скажу.

– Всё, устал, спать буду.

Ручка выпала из руки Кондратьева, голова откинулась на подушку. Дышал он тяжело, с присвистом. Подобрав ручку, Степан сунул блокнот в карман и вышел из палаты.

Врач поджидал его в коридоре.

– Смогли поговорить?

– Да.

– У него есть кто-нибудь, кому сообщить о смерти?

– Никого у него нет. Один как перст. Умрёт – сообщите в полицию.

– А где он так? Это ведь радиация?

– Этого, Виктор Александрович, вам знать не требуется. Это закрытая информация. Нет у нас в городе никакой радиации. Вы меня поняли?

– Понял, но если я прав, вы хоть кивните.

Степан кивнул. И посмотрел на врача. Выразительно.

Вернувшись на заставу, он нашёл у себя в двери свёрнутую вчетверо записку: «Стёпа, я поехала домой. Приезжай в субботу вечером, буду ждать. Целую. Твоя Ольга».

Глава 11 Квартирный вопрос