Чукчи. Том I

Русские власти с самых первых лет старались найти среди чукоч начальников (князьцов), чтобы через их посредство установить влияние на все племя. Но так как чукчи вообще не имели вождей, то русские власти просто обращались к богатым и влиятельным людям и привлекали их подарками, давая им цветные кафтаны, яркие медали и кортики с серебряной отделкой; впрочем, все это на деле не вело ни к чему. Omrakwurgьn унаследовал от своего отца две медали и один кафтан. Самому ему дали тоже несколько знаков отличия, так что сын его Éjgeli, когда одевался в полную парадную форму, вешал на шею пять тяжелых блях из золота и серебра. Omrakwurgьn был по-своему скромен и не хвастался титулом. Но Éjgeli, будучи гораздо простоватее отца, часто имел вполне шутовский вид. Приведу выписку из доклада колымского исправника за 1884 год: "Этот забавный человек пришел ко мне в полном параде и заявил: "Я — чукотский тоён, я — все равно царь".

Я был при встрече Éjgeli с помощником исправника, недавно прибывшим из Якутска и неопытным в местных делах. Éjgeli был совершенно пьян, и его малиновый кафтан был весь испачкан нечистотами. Но когда Éjgeli с трудом произнес свое обычное "Я чукотский царь", то чиновник поспешно вскочил и отдал честь. А затем, когда Éjgeli уходил, он прошел вперед и собственноручно открыл дверь чукотскому величеству. Следуя этому примеру, другие русские часто называли Éjgeli "черным чукотским царем" или "тундренным царем". Я видел другой случай, когда состоятельный русский торговец упал на колени пред этой особой, принося жалобу на некоторых анюйских чукоч, которые просили слишком высокую цену за убитых оленей. Éjgeli ничего не сказал: он не имел никакого влияния на этих чукоч. Другие князьцы, приставленные к новым родам, имели не больше влияния, чем эта основная особа. Через некоторое время все "роды" перемешались. Так называемые родовичи меняли свои места жительства и совершенно забывали эту казенную связь. Я помню, что в 1895 году некий Tolьŋo был сделан помощником тоена Анюйского рода. Он сказал мне вполне рассудительно: "Я теперь тоен и имею этот кортик и пачку бумаг как знаки моего достоинства. Но куда же девался мой род? Я не могу отыскать никого".

Распространение оленных чукоч и новый ясак

Как повод для введения нового ясака среди оленных чукоч Майдель указывает в своей книге то обстоятельство, что после прекращения войны они медленно, но непрерывно двигались на запад и юг. Во время войны их граница лежала к западу от реки Чауна на верховьях обоих Анюев.

В 30-х годах XIX века их стойбища простирались уже до реки Большой Баранихи, хотя вся эта область с древних времен считалась принадлежащей анюйским юкагирам. В 50-х годах XIX века чукчи продвинулись сперва на Лабуген, а потом на Погинден. Обе эти реки являются притоками Сухого Анюя. Продвижение чукоч связано с исчезновением юкагиров. Последние или вымерли или отступили к Колыме, так как стада диких оленей прекратили свой ежегодный путь через реки Анюй и Колыму. Это, вероятно, зависело от возрастания чукотских стад. Таким образом умиротворение страны оказалось неблагоприятным для более первобытного хозяйства юкагирских охотников и было весьма благоприятно для кочевого хозяйства чукоч, которое было, конечно, выше, чем хозяйство юкагиров, хотя в других отношениях чукчи являлись более примитивным народом. В конце 50-х годов XIX века передовые чукотские стойбища на западе перешли Колыму, а на юге приблизились к реке Омолону. Вся эта территория раньше была занята юкагирами, уже наполовину вымершими. Но чукчи, однако, сознавали, что занятая ими страна принадлежит, в сущности, другим, и считали себя обязанными хотя что-нибудь платить за свои новые пастбища. Майдель утверждает, что он первый дал разрешение чукчам переправиться через Колыму, но это не точно. Часть чукоч переправилась через Колыму еще в 1859 году с разрешения одного из предшественников Майделя. Другая партия чукоч переправилась через Колыму в 1866 году. Что касается ясака, то Майдель имел достаточно здравого смысла, чтобы уничтожить прежнюю норму по красной лисице с души, тем более, что оленным чукчам было трудно добывать лисиц на своей безлесной тундре. Он установил новую норму, дешевую и легко добываемую, — именно по одной оленьей шкуре, обработанной в виде замши. Большое количество такой замши выделывается всеми племенами края: на северном русском наречии она называется "ровдуга". Часть этой ровдуги идет на одежду, другая вывозится в Якутск и раскупается якутами.