Чукчи с интересом рассматривали кинопленку на свет, стараясь понять, в чем тут дело.
Мы переночевали в этом стойбище.
Наутро, когда мы увязывали нарту, к нам подошел старик.
— Вас двое, — сказал он. — Захватите упряжку Кителькота. Он вчера был в море на охоте. Собаки его убежали, и наш охотник поймал их недалеко от селения.
Таграй с радостью взялся за это поручение.
— Ты поедешь на нашей нарте, а я на этой, — сказал он мне.
Мы выехали на двух нартах. Таграй ехал впереди. И хотя в его упряжке было только шесть собак, а в моей — двенадцать, он далеко опередил меня.
— Ты плохой каюр! — кричал он мне. — Смотри, сколько у тебя собак, а ты отстаешь.
Я и сам удивлялся, почему так получалось. Я кричал на собак, подгонял их остолом, но это не помогало.
Наконец Таграй сжалился надо мной и, остановив своих собак, подошел ко мне.
— Твой груз на нарте плохо лежит. И сидишь ты неправильно. Груз разложен для посадки двух человек, а ты едешь один. Надо переложить груз ближе к середине нарты.
Таграй быстро развязал ремни, и когда мы переложили ящики, мои собаки сразу почувствовали облегчение. Они бежали, не отставая ни на шаг от упряжки Таграя. Проехав километра три, Таграй остановился и, смеясь, сказал:
— Видишь, Таграй понимает хорошо, как надо ездить на собаках! — и он прищелкнул языком.
— Что же, Таграй, ты мне раньше не сказал, как нужно ездить?
— Я думал, ты сам знаешь. Ведь ты взрослый таньг. Таньги много знают. Учить тебя не посмел.
Чтобы сократить путь, Таграй свернул с берега моря в тундру. Всюду на нашем пути попадались следы зверей. Собаки чуяли запах их и, задрав морды, бежали вскачь.
Но вот Таграй остановил нарту, забил остол глубоко в снег между копыльями нарты и стал ходить вокруг, разглядывая следы. Я подошел к нему.
— Что это, заяц напутал следы?
Таграй усмехнулся.
— Разве у зайца такие когти? Заяц скачет, а песец бежит. Это песец.
Таграй сам скакал по следам, как заяц, останавливался и, нагибаясь, ковырял снег пальцами.
— Вот смотри — это пробежал песец, а вот — заяц. А у вас на Большой Земле разве нет песцов и зайцев?
— Зайцы есть, а песцов нет.
— Так почему же ты не знаешь, какой след оставляет заяц?
— Я никогда не занимался охотой.
— А теперь будешь знать?
Мы ушли в сторону, и вдруг я наткнулся на новый след. Я был уверен, что это след песца. Желая проэкзаменовать самого себя, я позвал Таграя и уверенно сказал:
— Вот, смотри, песец пробежал.
Таграй взглянул на след, потом на меня и расхохотался.
— Со-па-ка! — протянул он медленно.
Я не выдержал экзамена: то был действительно след собаки.
— Собаки бегают в тундру ловить полевых мышей. Мыши для них — все равно что для нас сахар, — пояснил Таграй.
Мы вернулись к нартам и тронулись в путь. Собаки взбежали на склон горы. Вдали нашим глазам представились остроконечные пики Анадырского хребта. Невообразимые нагромождения сопок! Все было покрыто снегом. Стояла извечная тишина. Хотелось крикнуть на собак, хотя в этом не было никакой надобности: вниз по крутому склону они мчались стрелой.
Таграй ловко чертил своим остолом корку снежного покрова, и позади его нарты поднимался столбик снежной пыли. Остол он крепко держал в руках, нажимая на него ногой.
«Вот он, властелин Чукотской земли!» — подумал я, глядя на его быстро несущуюся нарту.
Между тем мои двенадцать псов совсем одурели. Они опередили Таграя и, высунув языки, мчались вниз. От сильного торможения у меня онемела рука. Выхватив остол, я перекинул его в другую руку. В это время нарта наскочила на заднюю пару собак, и они, свалившись почти под самые полозья, с визгом волочились спиной по снегу. Но вот остол снова опущен в снег; секундная задержка нарты — и собаки мигом вскочили на ноги.
Быстро скатились мы в долину. Остановились. Таграй подходит ко мне и говорит:
— С горы быстро едешь ты.
И, осмелев, он опять начинает учить меня.
— Одной рукой тормозить очень трудно. Надо еще ногой держать остол. Нога стоит на полозе и очень крепко держит. Она сильнее руки. — И, усаживаясь на мою нарту, он берет остол, запускает его между копыльями возле самой ноги, коленом стукает об остол и говорит: — Вот так. Нога очень сильная. Так нужно тормозить.
Распутав сбившихся собак, Таграй направился к своей нарте, но вдруг он остановился и быстро вернулся ко мне.
— Смотри, малютальгын (заяц). Застрели его! — таинственно прошептал он.
Вдали, на холмике, действительно сидел заяц. Я взял с нарты винчестер и потихоньку направился к нему.
— Только ближе подходи и стреляй с колена, а то промахнешься, — шепчет Таграй.
Пройдя немного, я оглянулся. Таграй машет мне рукой: дескать, ближе подходи. Я пошел дальше. Оглянулся — и опять Таграй машет. Заяц был уже на расстоянии ружейного выстрела. Согнув колено, я прицелился. В этот момент «заяц», взмахнув крыльями, медленно тяжело взлетел. В недоумении я оглянулся на нарты. Таграй стоял около них и, схватившись за живот, громко хохотал. Когда я подошел к нему, он от смеха свалился на нарту. Сквозь слезы он проговорил: