Чукотка

«Кинопрокат» считал нас невыгодными клиентами и присылал нам картины, обошедшие чуть ли не весь свет. Ленты часто рвались, но и это нас не смущало: мы наловчились быстро клеить их, и сеанс продолжался. Невзыскательная и терпеливая аудитория еще не научилась топать ногами и бранить киномехаников за несовершенство их работы.

Однако Таграй чувствовал, как неприятны эти вынужденные перерывы, и сам торопился быстрей склеить ленту. Впрочем, это доставляло ему огромное удовольствие. Надо сказать, что чукчи вообще очень восприимчивы к технике.

Теперь, когда зал был набит охотниками, желающими посмотреть «живых чертиков», я сказал Таграю:

— Показывай картину сам, Таграй, без моей помощи. Если что испортится и ты не сможешь поправить, прекратим наш сеанс, и людям придется уезжать, не досмотревши до конца.

Таграй был удивлен и озадачен. Такое доверие взволновало его и льстило ему. Обычно медлительный, он теперь суетился и казался немного смешным.

Таграй установил экран, привинтил к скамейке динамомашину, поставил кинопередвижку на стол и вставил ленту. Помощники, — а их было много, почти все ученики, — беспрекословно выполняли его поручения и суетились не меньше самого Таграя.

Я сел среди чукчей и попытался разговаривать с ними, но меня они не слушали, все время посматривая на Таграя.

— Что же ты не показываешь картинки? — спросил старик, мой сосед.

— Я не буду показывать. Показывать будет Таграй.

Старик неодобрительно посмотрел на меня, как будто в моем ответе содержалась неучтивость по отношению к нему. Наверно, он подумал, что я соврал ему.

— Смотрите! Сейчас я буду показывать! — послышался голос Таграя.

Все притихли и смотрели на Таграя с изумленными лицами.

Таграй должен был сначала показать журнал из жизни народов Севера — с тундрой, собаками и оленями.

— Ну, кто будет крутить машину? Вот ту машину в ящике, которая делает свет? Кто? — настойчиво спросил он.

Все это было так неожиданно, что охотники сидели и с недоумением посматривали на Таграя, не решаясь двинуться с места.

А Таграй с серьезным лицом стоял на табурете, держась за ручку кинопередвижки.

— Ну, кто же будет крутить машину? — настойчиво повторил он. — Без этого картину не посмотришь. Надо ее осветить светом из ящика.

Пожилой чукча, односельчанин Таграя, спокойно и серьезно подошел к динамомашине.

В зале стало темно. Машина закрутилась. И вдруг на стене забегали собаки, олени и люди, похожие на сидящих в зале.

— Какомэй, какомэй, Таграй! — слышались мужские и женские голоса со всех сторон. Кто-то крикнул:

— Правда ли, Таграй, что это ты?

Интересно было смотреть картинки, но совершенно непостижимым казалось то, что стадо оленей на стене приводит в движение свой мальчик Таграй, а вовсе не таньг.

В зале стоял шум, скрипели скамейки. Чукчи смотрели то на экран, то на качающийся силуэт Таграя.

Между тем Таграй все энергичнее входил в роль киномеханика.

— Подожди немного, Таграй, я сброшу кухлянку. Мокрый стал, как тюлень, — сказал чукча, вертевший ручку динамомашины.

Свет погас, со стены исчезли картинки. В зале послышался сильный шум, смех. Чукча разделся и опять взялся за ручку. Картина снова ожила. Вдруг оборвалась лента.

— Подожди немножко крутить машинку, тут разломалось у меня. Скоро сделаю, — сказал Таграй.

— Хоть бы почаще у тебя ломалось: все отдых мне, — сказал чукча, стоявший у динамомашины.

Таграй схватил клей, ножницы, соединил концы оборванной ленты. Первоначальное волнение давно уже покинуло его. Таграй работал спокойно, точно рассчитывая свои движения.

— Аттав! (Пошел! Давай!) — крикнул он, и олени снова забегали на экране.

Когда закончился сеанс и в зале зажгли лампы, все зрители бросились, роняя скамейки, к кинопередвижке, где стоял Таграй и сматывал ленту.

Он стоял на табурете и с напускной серьезностью отвечал на многочисленные вопросы охотников.

— Что же такое там горит, в ящике? Что дает свет на стену?

— Это такой ящик, откуда получается свет, если крутить ручку, — объяснил он.

— А что горит в лампочке? — спрашивал другой.

— Проволочки там горят.

— Да как же проволочки горят, если они железные?

— Коо! — послышался раздраженный ответ Таграя.

После перерыва пустили картину «Закон адата».

Чукчи удивлялись тому, что, сидя в теплом помещении, можно видеть на стене пургу, поездку на собаках, какую-то иную, неведомую жизнь других людей.

И люди думали о другой жизни, о других обычаях и об этой чудесной лампочке, в которой горит железная проволочка.

«Но как Таграй мог постичь все хитрости таньгов?!»

С такими думами разъехались чукчи по стойбищам побережья Берингова моря.

С КИНО ПО ЯРАНГАМ

Через школу культбаза вошла крепко в жизнь чукотского народа.

В чукотский быт, наряду с праздниками «поднятия байдар», «пыжика», «начала и конца охоты на моржа», вошли и советские праздники.

Чукчи сначала называли их праздниками «говоренья». В дни советских праздников действительно было много разговоров. Без этого нельзя было обойтись — жизнь настоятельно требовала объяснений: что это за праздники Октябрьской революции, Восьмого марта, Первого мая?