Чукотка

И вдруг капитан «Октябрины», повернувшись, заметил меня. Назвав мою фамилию, он прокричал:

— Какомэй!

Я узнал в нем моего давнишнего приятеля — председателя поселкового совета Ульвургына.

— Куда идет шкуна, Ульвургын?

— Ликвидаторов развожу, а завтра опять на кульбач.

Нас перебил капитан «Ангарстроя»:

— Ну, товарищ капитан, стоять я не могу. До свидания! — сказал он.

— До свидания, до свидания! — замахал руками Ульвургын.

Замахали и пассажиры «Октябрины». Прикинув, что «Октябрина» скорей доставит меня на культбазу, я решил сойти с парохода. Быстро спустившись по штормтрапу на палубу «Октябрины», я крикнул:

— Николай Павлович, оставляю свои вещи на ваше попечение. Буду вас встречать в заливе Лаврентия. Извинитесь перед Татьяной Николаевной, что не разбудили ее. Видите — некогда!

Но учитель, кажется, не слышал меня. Он беспрерывно щелкал «лейкой» и, когда у него вышел последний кадр, торопливо стал вкладывать новую катушку.

Машины «Ангарстроя» загрохотали, и он, отделившись от «Октябрины», пошел своим курсом.

«Октябрина» покачивалась на волне, образованной винтом парохода. Теперь можно было считать, что я попал наконец домой.

— Пойдем, пойдем в каюту, — вцепившись в мою руку, сказал Ульвургын.

Он шел по палубе характерной балансирующей походкой, какой ходят моряки.

— Только пахнет здесь, — словно извиняясь, проговорил Ульвургын. — Теперь охотимся за моржами на шкуне. Мясо таскаем, поэтому пахнет, — продолжал он говорить, морща нос, как будто сам очень страдал от невыносимого запаха моржатины.

Мы остановились около кубрика. Нас окружили парни и девушки, подходившие поочередно здороваться со мной. Некоторые, поздоровавшись один раз и пропустив человек пять-шесть, вновь протягивали руки. Все они были ликвидаторами неграмотности и ехали с курсов по домам.

Здесь были Рультынкеу и Алихан.

— Сколько же классов ты окончил, Рультынкеу?

— Пять только. На курсы послали. Говорят, народ учить надо, — ответил он.

— Эгей! — весело крикнул Ульвургын. — Помолчите! — И, обращаясь ко мне, он серьезно сказал: — Покрепче заткни пальцами уши. Что-то по секрету от тебя нужно всем сказать.

В глазах Ульвургына светилось лукавство. Я немного удивился этому секрету, но выполнил его желание.

Обхватив ликвидаторов руками, пригнувшись, он шепотом что-то говорит им. Ликвидаторы, улыбаясь, кивают головой.

— Теперь вытащи пальцы, — беря меня за руки, говорит Ульвургын и тут же, свесив голову в кубрик, кричит: — Миткей, чай готовь!

Миткей, видимо, этим и занимался, так как в ту же секунду с шумом вспыхнул примус.

Мы спустились в маленький кубрик, напоминавший четырехместное купе вагона. Так же как и в купе, в кубрике было четыре койки. Две верхние завешены ситцевыми занавесками. В углу — камелек, в середине — столик.

На столике лежал планшет засаленной карты крупного масштаба северо-востока Азиатского материка. На стенке, в рамке из моржовой кости, висел портрет Сталина работы местного художника, исполненный карандашом.

Я присел на койку рядом с Ульвургыном и угостил его папироской.

— Капитан! Старпом спрашивает, куда мы теперь идем? — крикнул кто-то сверху.

Не торопясь, Ульвургын посмотрел на карту, ткнул пальцем в какую-то точку и сказал:

— Вот сюда. В бухту Пенкегней. Пусть держит прямо через Мечигмен, на остров Аракамчечен.

— Есть, товарищ капитан, — ответил тот же звонкий голос.

Карта не очень нужна была капитану Ульвургыну, так как он и без нее отлично знал свои воды, — но ведь все большие корабли ходят с картами.

— Вот видишь, какая теперь шкуна у нас! Вельботы в море бьют моржей, а мы таскаем мясо в колхоз. Как китобойная матка «Алеут». Много стало у нас мяса!

Ульвургын помолчал и, посматривая на папиросу, с чувством сожаления сказал:

— Раньше ты меня сделал председателем. Только теперь я не председатель. Ушел из председателей. Пусть молодые будут председатели. Ошибка получилась у меня. А когда на «Октябрину» искали капитана, я сказал: «Ага, в капитаны я пойду! Пусть Аттувге будет председателем».

— Какая же ошибка, Ульвургын?

— Помнишь, как на кульбач ты построил первый раз баню? Как ты уговаривал людей поливаться водой? Сначала боялись, а потом — хорошо.

— Помню.

— Потом, когда ты уехал, в то лето я долго-долго думал. Я сделал у себя постановление. В совете. Всем нашим людям надо летом мыться в речке. Палец намочил в речке — ничего, вода хорошая. Только наша речка бежит с гор, и когда все люди залезли в речку, стали говорить: «Пожалуй, вода холодна!» — «Нет, говорю, не холодна — все время держу палец». Люди послушались постановления — и стали кашлять, и грудь болела. Вот такая ошибка, — вздохнув, закончил он.

— Да, Ульвургын, бывает, что человек и ошибается.

И я почувствовал, что после этой «ошибки» Ульвургын стал мне еще ближе.

— Кто же, Ульвургын, работает у тебя на шкуне?

— Верхняя полка — моя. Вторая верхняя — старпома. На которой сидим — повара Миткея. Вот этого, — показывает он пальцем.

Миткей широко улыбается и молча ставит на стол чашки, режет хлеб.

— А та — ревизора Тмуге.

— О, ревизор у тебя есть?