Чукотский анекдот

Странное дело: откуда все эти американцы так хорошо знают русский язык? Кроме Миши Меленского английским в заливе Святого Лаврентия владела учительница английского языка, и по совместительству заведовавшая районным краеведческим музеем.

— Пошли с нами ужинать! — распорядился Франтов.

Он был в приподнятом настроении. В бухте Гуврэль американский самолет выгрузил несколько тонн гуманитарной помощи для Чукотского района. Кроме того — оборудование для наблюдательных станций слежения за миграцией крупных морских млекопитающих через Берингов пролив. Неожиданно, при всеобщей бедности, Чукотский район стал обладателем несметных богатств. Мука, армейские галеты, целые наборы военных пайков, сахар, сливочное масло и маргарин, сухое молоко, яичный порошок, свежий, не подверженный быстрой порче картофель, сухие овощи, сгущенное молоко, фруктовые соки, джемы, мясные и овощные консервы — все это было аккуратно упаковано.

За ужином Франтова то и дело вызывали к телефону, все просили поделиться. Просили соседи, особенно Гуврэльский район, и даже окружной центр Въэн.

— Мы сначала должны оприходовать весь прибывший груз, — важно отвечал Франтов, снова почувствовавший себя в силе.

— Почему — вы? — вдруг спросил его Роберт.

— А кто? Мы теперь местная власть. После путча я распоряжением главы администрации Чукотского автономного округа назначен здешним начальником… Временно, до выборов.

— Весь груз адресован господину Михаилу Меленскому, — уточнил Роберт, — как президенту кооператива «Нувукан».

— Как же так? — растерянно переспросил Франтов. Он вдруг поник, как-то съежился, словно из него выпустили воздух.

— Таково было пожелание организаций, которые отправляли эту гуманитарную помощь, не так ли, Сьюзен? — Роберт повернулся к сестре.

— Совершенно верно, — кивнула Сьюзен.

— Но это как-то не принято, — продолжал растерянно бормотать Франтов.

— Я ничего не хочу сказать плохого лично о вас и о возглавляемой вами администрации, — продолжал Роберт, — но опыт европейцев и других жертвователей говорит о том, что значительная часть гуманитарной помощи в вашей стране разворовывается. И именно правительственными органами, чиновниками… Я думаю, что мистер Меленский справедливо распределит наш скромный дар действительно среди нуждающихся и беднейших.

У Франтова неожиданно заныл зуб.

— Особое внимание мы уделили детскому питанию, питанию для школьников… — добавила Сьюзен.

Для районного руководителя, кем всю жизнь стремился стать Франтов, нет ничего слаще и приятнее, как распределять разного рода государственные блага. Простой народ видел в таком человеке настоящего благодетеля, и отношение к нему было соответственное. Перед ним заискивали, ему преданно и просительно заглядывали в глаза, да и сам начальник считал себя человеком значительным, умным, государственным.

А тут какой-то Меленский, не то чукча, не то черт знает кто, вдруг становится обладателем несметных, по нынешним временам, богатств и все это будет распределять даже не от имени районных властей, не говоря уже о государстве, а от собственного имени. Тут что-то не так.

— И еще, — продолжала Сьюзен, не замечая ухудшившегося настроения хозяина района, — у нас есть план построить новую пекарню в Улаке.

— Почему именно в Улаке? — как-то беспомощно спросил Франтов. — Там пекарня еще ничего…

— В данном случае нами руководит память о нашем деде, который долго жил и работал в Кэнискуне. Это в восемнадцати километрах южнее Улака, уже на тихоокеанском берегу. Но, насколько нам известно, в Кэнискуне люди больше не живут, только пограничный пост, поэтому у нас возникла идея построить пекарню в Улаке, где жил ближайший друг нашего друга — шаман Млеткын. Кроме того, у нас есть сведения, что стены пекарни заражены грибком. А это опасно.

Сьюзен говорила гладко, без запинки, словно читала лекцию, а Франтов, у которого буквально вынули жирный кусок изо рта, злобно думал: все знают, сволочи, даже про грибок.

— Хорошо, пусть будет в Улаке пекарня имени Роберта Карпентера, — едва скрывая раздражение, заметил Франтов.

— Мы не хотим присваивать пекарне имя деда, — усмехнулся Роберт. — Просто будет как память о нем.

По советским книгам выходило, что американский торговец был редкий мерзавец, который обирал и грабил туземцев. Особенно красочно описал его Тихон Семушкин в романе «Алитет уходит в горы». Да и другие советские писатели и историки, описывавшие дореволюционную Чукотку, не пожалели для него черной краски. «Ну и времена настали. — удивленно думал про себя Франтов. — Все повернулось с ног на голову! Потомки американского торговца-грабителя собираются строить пекарню в Улаке, простой человек, бывший руководитель агиткультбригады, ныне, если говорить точно, человек на уровне председателя колхоза, становится распорядителем огромных богатств. И все помимо законных органов власти…»

Однако где-то в глубине души Франтов понимал, что лучший выход сейчас для него — смирить свою гордыню.