Чума на оба ваши дома

Бартоломью подозревал, что Уилсон в данном случае заботился и о расходах: он неоднократно подступал к сэру Джону с разговорами о том, необходимо ли разводить в комнатах коммонеров огонь в июле и августе. Майкл-хауз был построен из камня, и Бартоломью знал, что Август не единственный, кто жаловался на холод даже в разгар лета. Однако в маленьком очаге весело потрескивал огонь, значит, какой-то мягкосердечный слуга предпочел ослушаться приказа Уилсона и дать старику понежиться в тепле.

— Идем, Мэтт. Мы сделали все, что могли.

Бартоломью взглянул на Майкла. Блестящее от испарины лицо монаха почти отливало зеленью. Елей в маленьком пузырьке дрожал в его трясущихся руках, и смотрел он куда угодно, только не на Бартоломью и не на Августа.

— Что с тобой? — спросил озадаченный Бартоломью. Монах нередко сопровождал его к пациентам, помочь которым уже не удавалось, и повидал немало смертей. С Августом они никогда не были особенно близки, поэтому объяснить такое поведение горем невозможно.

Майкл ухватил Бартоломью за мантию и потащил к выходу.

— Идем отсюда. Оставим его здесь и идем обратно в зал.

Бартоломью уперся, и пузырек выпал из пальцев Майкла на пол.

— Возьми себя в руки, дружище, — посоветовал рассерженный Бартоломью и нагнулся поднять флакончик — он закатился под кровать. Когда он распрямился, то с изумлением увидел, как край монашеских одеяний скрылся за дверью. Майкл в прямом смысле слова сбежал.

Бартоломью обернулся к Александру, вид у которого был столь же озадаченный, как, должно быть, и у самого Бартоломью.

— Возвращайтесь на обед, — сказал он, видя волнение управляющего. — Без вас там не справятся. Я позабочусь об Августе.

Александр вышел, закрыв за собой дверь, и до Бартоломью донесся скрип ступеней и стук захлопнувшейся входной двери. Он недоуменно прикусил губу. Что на Майкла нашло? Они были знакомы с тех самых пор, как Бартоломью стал профессором, и ни разу еще Мэттью не видел его в таком состоянии. Обыкновенно тучный монах вполне владел собой и редко позволял себе растеряться до такой степени, когда у него не находилось колкого замечания или язвительного ответа.

Бартоломью поставил пузырек с елеем на подоконник и только теперь заметил, что пробка вывалилась и руки его испачканы пахучим маслом. Он обтер их о салфетку, которая лежала на столе у окна, взял лампу и опустился на четвереньки, чтобы найти крышечку. Она закатилась в самый дальний угол под кроватью, и Бартоломью пришлось растянуться на полу, чтобы добраться до нее. Поднимаясь, он заметил на одежде какие-то крохотные черные чешуйки. Озадаченный, он принялся внимательно разглядывать соринки, приставшие к рукаву. Они походили на частицы сгоревшего пергамента. Бартоломью стряхнул их; должно быть, они вылетели из очага. Он уже почти уходил, когда его внимание привлек край постели. На светло-зеленом одеяле рыжела бледная подпалина. Охваченный любопытством, он оглядел все покрывало и обнаружил точно такую же отметину в углу.

В ушах у него зазвучали вопли Августа двухдневной давности. Старик твердил, что черти приходили сжечь его заживо! Бартоломью покачал головой. Смех, да и только. Должно быть, Агата прожгла одеяло, когда гладила; спрашивать ее об этом что-то не хотелось. Тем не менее он взял лампу и, улегшись на спину, осмотрел деревянные доски, из которых была сколочена кровать. У него перехватило дыхание. Дерево оказалось опалено, а в одном месте даже обуглилось. Августу ничего не померещилось. Под его кроватью на самом деле горел огонь.

Все так же лежа на спине, Бартоломью задумался о позавчерашних событиях. Август поднял крик глубокой ночью, в час или в два. Разбуженный Бартоломью накинул халат и бросился в дортуар коммонеров, расположенный по диагонали через двор от его собственной спальни. Когда он прибежал, перед каморкой уже толпились Элкот, Александр, отец Уильям, а также слуга Уилсона Гилберт и соседние коммонеры. Элкот и Уильям сказали, что вместе работали в комнате Уильяма над материалами к открытому диспуту, который должны были проводить на следующий день, а поскольку спальня Уильяма располагалась прямо под каморкой Августа, подоспели первыми. Гилберт, вечно вынюхивающий сведения и слухи для Уилсона, появился как из-под земли, а Александр, похоже, не спал вообще никогда.

Бартоломью прищурился. Ведь до него туда пришел еще один человек — брат Майкл, растрепанный, как и Бартоломью, поскольку его тоже разбудили. Однако комната Майкла находится над комнатой Бартоломью, следовательно, он должен был передвигаться с необычайной быстротой, чтобы успеть первым. Если только он уже там не находился. Бартоломью осенила непрошеная мысль. Майкл был растрепан. Неужели это он напал на Августа и поджег кровать? Неужели это его Август принял за черта? Но дверь Августа была заперта изнутри, Майкл помогал Бартоломью высадить ее.