Чума на оба ваши дома

Бартоломью ошеломленно посмотрел на него и едва не рассмеялся. Уилсон был неисправим! Даже на смертном одре он думал о блеске и мишуре. Бартоломью тянуло сказать, что он бы с огромным удовольствием посмотрел на то, как жирный труп мастера сбросят в чумную яму, но Бартоломью не был Уилсоном и потому просто ответил, что сделает все возможное.

Теперь, когда все вопросы были улажены, мастер угасал на глазах. На коже выступила испарина, и Бартоломью заметил, что один из бубонов на шее Уилсона лопнул — должно быть, когда тот шевелил головой. К счастью, он, похоже, не страдал от боли. Возможно, шок от ожогов лишил его тело чувствительности, или Уилсон был способен отодвинуть боль на задворки сознания на то время, пока он завершал свои земные дела.

— Позовите Майкла, — прошептал он. — С вами я закончил.

Характерным повелительным взмахом пухлой руки, который всегда раздражал университетских служителей, Уилсон отпустил Бартоломью. Врач подошел к двери и подозвал монаха. Бенедиктинец с пыхтением поднялся по лестнице и разложил свои принадлежности, все еще явно возмущенный тем, как с ним обошелся Уилсон.

Бартоломью вышел, чтобы мастер мог исповедаться без посторонних, и отправился взглянуть на других больных в дортуаре коммонеров. Всего несколько минут спустя Майкл позвал его обратно.

— Мастеру почти ни в чем не пришлось каяться, — сказал бенедиктинец с насмешливым изумлением в голосе. — Он говорит, что прожил праведную жизнь и не делал зла никому, кто этого не заслуживал. Бог ты мой, Мэтт! — Майкл в недоумении покачал головой. — Это к лучшему, что он попросил тебя не хоронить его в чумной яме. В отдельной могиле дьявол доберется до него быстрее!

VIII

Очень скоро после отпущения грехов Уилсон умер. Бартоломью помог Кинрику зашить тело в один из опаленных гобеленов, которыми Майкл с Греем тушили пожар. Бартоломью не хотел, чтобы тело оставалось в колледже или лежало в церкви, где оно могло заразить других. Единственным выходом было вырыть временную могилу, откуда его потом можно было бы выкопать, когда будет готово надгробие.

Грей отправился покупать гроб по грабительской цене (гробы стали товаром редкостным), и на заре Кинрик с Греем выкопали глубокую могилу за церковью. Агата, Кинрик и Грей издали наблюдали, как Бартоломью с Майклом опускают мастера в землю под заупокойную мессу, которую с удивительной скоростью отбарабанил Уильям.

Когда все было кончено, они отправились в церковь к заутрене, а потом обратно в колледж, на завтрак. В зале было холодно и тоскливо, и Бартоломью предложил поесть на кухне, где тепло, да и Кинрику не пришлось бы так далеко таскать еду. С тех пор как разразилась чума, люди предпочитали готовить завтрак у себя в комнатах, чтобы лишний раз ни с кем не сталкиваться.

Уильям перекусил хлебом с разбавленным вином и отправился передать весть о смерти Уилсона канцлеру. Агата посмотрела ему вслед.

— Это не по-христиански — радоваться тому, что напыщенный старый индюк умер? — спросила она Майкла.

— Да, — ответствовал Майкл; в руках он держал цыпленка, и его лицо было перемазано жиром.

— Что ж, — не смутилась Агата, — вы уже знаете, что я скажу на исповеди. Колледжу без него лучше. Что теперь будет?

Майкл проглотил набитую за щеки еду и едва не поперхнулся. Бартоломью похлопал его по спине.

— Профессора изберут из своего числа двоих, а канцлер утвердит одного из них, — сказал Майкл сквозь кашель. Едва он прекратил кашлять, как снова набросился на цыпленка.

— И кого же вы изберете? — спросила Агата, принимаясь убирать со стола.

Майкл снова с усилием проглотил еду; по щекам у него струились слезы.

— Цыпленок сухой, — заметил он, вызвав смех у Бартоломью. — Первым, полагаю, будет Суинфорд. А вторым я бы хотел видеть тебя, Мэтт.

— Я не соглашусь. — Бартоломью даже рот открыл от изумления. — Мне некогда.

— А кто тогда? — спросил Майкл.

— Ты, Суинфорд, Уильям, Элкот. Любой из вас подойдет.

Бартоломью задумался о том, кто из них будет поддерживать дело университета, а кто может оказаться шпионом Оксфорда. Он поднялся и ополоснул руки в тазу с водой, стоявшем у очага. За спиной у него послышался хруст костей — Майкл догрызал цыпленка. Грей быстро макнул пальцы в холодную воду и обтер их о свою мантию. Он не понимал, зачем Бартоломью вечно намывает руки; все равно они пачкались опять, в особенности в убогих лачугах, где его наставник был частым гостем.

Первым делом Бартоломью отправился осмотреть Элингтона и еще пятерых студентов в лазарете. Он вскрыл нарывы, которые на вид собирались лопнуть, и оставил указания соседям Майкла, бенедиктинцам, как устроить больных поудобнее. Закончив с этим, он навестил троих пациентов в рыбацких хижинах у причала.