...Чума на оба ваши дома!

Антонио (чуть смущен). Розалина!.. Если мой талант – убедительно врать, то твой – слушать и верить! Этим ты, кстати, покорила мое сердце… Умоляю, не меняйся!.. Тем более, что сейчас я рассказываю чистую правду!.. Мы расстались в день нашей несостоявшейся свадьбы, и я уехал в Неаполь, чтоб скорее получить разрешение епископа… Месяц добивался у него приема, подстерегал в храме, на улице перед его домом… Наконец, когда он согласился меня принять, случилось невероятное: моя первая жена Росита надумала вернуться в христианство! К тому моменту она уже отошла от ислама, разочаровалась в иудаизме и стала язычницей, чтобы спать с каким-то шаманом прямо на костре… Но тут какой-то молодой проповедник убедил ее в преимуществах святой католической веры и уговорил вновь креститься! (Думаю, и переспал с ней для убедительности, но это уже детали.) Она воскресла для церкви, а я умер для тебя… Если не веришь, напиши епископу, он подтвердит. Когда все это случилось, епископ сначала ржал, как мерин, а потом заплакал крокодиловыми слезами и сказал, что бессилен нам помочь… Что мне было делать? Кому жаловаться? Папа Римский был на карантине, Господь Бог по случаю чумы отвлекался на другие заботы… Ребенок ждать не мог, твоя репутация была бы под угрозой… Тогда я сам принял решение и распустил слух о собственной кончине… Даже поставил доску на кладбище с эпитафией, в меру трагичной:

«В последний путь ушел хромой Антонио,
Чтобы догнать ушедших до него…»

Пауза.

Розалина. Зачем ты приехал?

Антонио. Вот это вопрос посложнее… И все-таки опять скажу невероятную правду, а ты попытайся поверить: Я СОСКУЧИЛСЯ! Розалина, можешь плюнуть мне в глаза, но оказалось, что я люблю тебя… В жизни не испытывал ничего подобного: подумаю о тебе и сразу – сердцебиение, слабость в коленках. Стихи! Я стал сочинять стихи и класть их на музыку… Вот до какого идиотизма я дошел, Розалина!

Розалина. Ты знаешь, что я замужем?

Антонио. Конечно! А я по законам церкви – женат. Но какое это имеет значение, если я люблю тебя, а ты отвечаешь мне взаимностью… Или я опять вру?

Розалина. На этот раз нет… (Прижалась к нему.) Что с нами будет, Антонио?

Антонио. О грядущем гадать не хочу… Но, если говорить о самом ближайшем будущем, думаю правильней всего – постелить прямо здесь, на полу…

Розалина. С ума сошел? В монастыре?

Антонио. А где мы впервые познакомились? Забыла?

Розалина. Разве не в Венеции?

Антонио. Никогда! Жуткий городишко… Все на лодках, и платить надо за каждый взмах весла… Нет, первая любовь вспыхнула здесь, в монастырской келье… Я рассказывал это всему городу. Это подтвердил сам брат Лоренцо. (Обнимает ее). Мы сидели вдвоем и читали Библию…

Розалина (слабо сопротивляясь). Грех, Антонио! Причем тут Библия?

Антонио. А ты ее давно перечитывала? (Взял со стола Библию, начал листать.) Здесь удивительные слова.1 Вот… слушай… «О ты, прекрасная возлюбленная моя! глаза твои голубиные под кудрями твоими, волоса твои, как стадо коз, сходящих с горы Галавадской… как лента алыя губы твои, и уста твои любезны… (Целует ее.)… Шея твоя, как столп Давидов… два сосца твои, как двойни молодой серны, пасущейся между лилиями…»

Розалина (вырываясь). Врешь! Не может быть в Священном Писании про сосцы…

Антонио. На! Читай сама… «Песня песней»…

Розалина. Я не умею читать…

Антонио. Тогда слушай грамотного набожного человека… (Страстно шепчет.) «Пленила ты сердце мое, сестра, невеста, пленила ты сердце мое одним взглядом очей твоих… О, как любезны ласки твои… О, как много ласки твои лучше вина, и благовоние мастей твоих лучше всех ароматов! Сотовый мед каплет из уст твоих… мед и молоко под языком твоим… Пусть придет возлюбленный в сад свой и вкушает сладкие плоды его…» Если скажешь, что и это неправда – обижусь!

Гасит свечу.

Картина восьмая

Зал герцогского дворца, где проходят представления придворного театра. В ложах – Герцог со свитой, Монтекки, синьор и синьора Капулетти, другие гости.

На сцене несколько молодых пар азартно фехтуют, затем, поразив друг друга клинками, падают. Аплодисменты. Актеры «оживают», с поклонами удаляются.

Герцог (привстав в ложе, гостям).

Нет зрелища изящнее на свете,
Чем зрелище борьбы Монтекки с Капулетти!
А, впрочем, я шучу…
И рад тому,
Что все бои остались лишь на сцене,
А в жизни наступило примиренье…

Все аплодируют.