Чума на ваши домы. Уснувший пассажир. В последнюю очередь. Заботы пятьдесят третьего. Деревянный самовар (пьянки шестьдесят девятого года)

— Тогда с этой минуты и начнем? — выступил с предложением Казарян, непонимающе наблюдая за тем, как «газон», объехав гостиницу, миновал мелкий ухоженный лесок и остановился на полянке. — Приехали уже? Место-то подходящее: безлюдное, тихое и красивое. Итак, мы начинаем! Так кто-то поет красивым голосом в Большом театре.

— Помолчи, Рома, понимаю, нервничаешь, но помолчи и поищи в задке за сиденьем инструмент какой-нибудь, чтобы номера, не испортив, снять.

Казарян вылез, отвязал брезент, нагнулся, загремел железками, понял немного погодя:

— У этого паразита здесь сам черт ногу сломит!

— Вы что ищете? — спросил вежливый голос.

— Да инструмент хоть какой-нибудь, — автоматически ответил Казарян и в испуге, что проговорился, обернулся.

Франц Зайдлер и его супруга Матильда с обширной хозяйственной сумкой явились ровно через десять минут. Выпрыгнув из машины, Смирнов объяснил за Казаряна:

— Отвинчивать и привинчивать номера — для этого хотя бы пассатижи найти.

— Ничего не надо искать. У нас все есть, — сообщил Франц и, взяв из рук Матильды сумку, раскрыл ее и приступил к делу. Постелил чистую тряпку на землю, чтобы не зеленить колени франтовского своего комбинезона, достал набор инструментов, удобно размещенный по ячейкам изящного ящика, присел у заднего бампера и в считанные секунды снял московский номер. Отложил его в сторону, а из сумки извлек местный. Операция прикрепления длилась чуть дольше.

То же повторилось и у переднего бампера. Франц спрятал холстину, инструменты и московские номера в сумку и, оглядевшись, решил:

— Все в порядке, да?

— Спасибо, Франц, — с чувством поблагодарил Смирнов.

— Можете не осторожничать с этими номерами, — сказала Матильда. — Они с «газика», на котором первый и его семейство на охоту выезжают.

— Рискуешь, многим рискуешь, Франц, — предупредил Смирнов.

— Совсем не рискую, — не согласился Франц. — Вчера сын первого с приятелями на той машине на рыбалку ездили. А когда приехали, бросили «газик» на обочине, где он сейчас и стоит. Только без номеров. А кто их взял? Неизвестно!

Франц с удовольствием посмеялся своей шутке. И все посмеялись.

— Еще раз спасибо, Франц. И особое — тебе, Матильда, — сказал Смирнов, садясь в «газон», Казарян уже устроился там. — Пожелайте нам ни пуха, ни пера!

— Ни пуха, ни пера, — серьезно произнес Франц.

— Ни пуха, ни пера, — без особых надежд пожелала Матильда.

— К черту! К черту! — в два голоса прокричали Смирнов и Казарян. «Газон» завелся сразу.

— Чем вы нахальнее и безответственнее будете ехать на машине с этими номерами, тем безопаснее это будет для вас, — подойдя к смирновской стороне дал последний совет Франц. А Матильда по-женски пожелала:

— А все-таки поосторожнее там.

— Где — там? — ужасно вдруг заинтересовался Смирнов.

— Там, где убивают людей, — твердо сказала Матильда.

* * *

Поначалу дорога была знакома Казаряну. Потом Смирнов свернул направо и по еле заметной колее катил с полчаса. Дорога стала приличней, вполне приличная дорога. Еще минут через сорок Смирнов остановился и раскрыл карту. Рассматривал ее, для Казаряна болтая:

— Жоркин хутор уже верст двадцать пять восточнее. Значит, дорога эта должна кончиться через километра три-четыре. А после, уважаемый Роман Суренович, вашей заднице придется потерпеть минут двадцать.

Казаряновская задница, к его удовольствию, терпела всего минут десять: «газон» вновь выбрался на сносную дорогу среди пустого, как говорят лесозаготовители, леса: осина, береза, мелкий ельник.

— Этой дороги нет даже на военной карте, — пояснил Смирнов.

— А для чего она?

— Сейчас увидишь.

Не сейчас, но довольно скоро Казарян увидел совсем не то, что предполагал увидеть — строения какие-нибудь, тайную фабрику, человеческое жилье. Он увидел черный, как в аду, лес. Да и не лес вовсе: в черной земле торчали укороченные огнем черные палки.

— Что это? — спросил Казарян про пейзаж, который он не полюбил.

— Пал, — объяснил Смирнов. — Судя по схеме, которую я раздобыл бесчестным путем, плоды позапрошлогоднего лесного пожара. Давай-ка выйдем.

Они вышли. Две зимы, две весны и одна осень, естественно, сделали свое дело: разогнали пепел, смыли золу, размягчили и унесли с водой древесный уголь. Но природе не в силах за короткий срок победить круглосуточную и многолетнюю ночь варварства: на долгие годы встали на черной земле черные палки.

— Зачем мы здесь? — с содроганием спросил Казарян.

— Посмотреть, — ответил Смирнов и зашагал по черной земле. Шагал он недолго, увидел что-то занимательное и приказательно заорал: — Иди сюда!

Казарян подошел. Смирнов ликующе смотрел на широкий слегка обгоревший пень — явное дело рук человеческих.

— Пень, — констатировал, как равнодушный статистик, невеселый Казарян.

— Ты дальше смотри, ты вокруг оглянись! — азартно кричал Смирнов.

Казарян и дальше посмотрел, и вокруг оглянулся. Пней этих среди обгорелых палок было великое множество, их, казалось, было больше, чем палок. Теперь, осмотрев все это мертвое хозяйство, приказал Казарян:

— Объясняй.