Чума в Бедрограде

— Что у него по результатам всех наших медицински-корпусных мероприятий нервы совсем всё. У Сепгея Борисовича очень особые отношения с фалангами — и фаланг на его голову в последние дни свалилось предостаточно. Просто целый палец, возможно, даже два. — Дима по возможности отодвинулся от Гуанако, заглянул ему в лицо (глаза, нос, рот — на месте). — Так что у него ко мне, а у меня, соответственно, к тебе — просьба. Сепгей Борисович хотел бы немного пожить в Порту, отдохнуть от официальщины в жизни. Это ведь не такое большое одолжение, верно?

— А Сепгей Борисович со своими нервами там случайно не сдал фалангам чуму в Бедрограде? — подозрительно осведомились глаза, нос и рот.

— Приедет — можешь его об этом и спросить, — хмыкнул Дима. — И вообще, не хочу впадать в мораль и этику, но после всего, что он для нас — меня — сделал, и всего, что я сделал ему, я несколько чувствую себя обязанным. Странно, не правда ли.

Гуанако отпустил руки, развёл ими, ухмыльнулся (не скрывая, впрочем, скепсиса).

Стоит ли тащить в Порт человека, которым так интересуются фаланги?

Стоит ли тащить в Порт человека, который так интересуется Димой?

То есть, конечно, интерес Сепгея Борисовича к Диме — это легенда, но кто же в это на самом деле верит. Впрочем, сейчас было бы уместно напомнить, что никакого Димы ни в каком Медкорпусе вовсе не оказалось бы, если бы не инициированные известно кем приснопамятные майские события, желание сгинуть из мест привычных (дабы не травить) и знакомство («знакомство», ха-ха) со всего одним человеком в Столице (зато его правда легко искать в телефонном справочнике прямо с вокзала!). Было бы уместно, но Дима не станет.

Дабы не травить.

Лучше просто особо не вспоминать и мимоходом разгрести последствия.

— Попробуем, — вздохнул Гуанако. — Но только чтобы никакой самодеятельности без меня, ладно?

Какая самодеятельность, сезон самодеятельности изо всех сил жаждет подойти к концу.

— Ладно, — покладисто согласился Дима и улыбнулся.

Улыбка на зеркале, впрочем, по-прежнему смотрелась убедительней.

Глава 15. Опорный конспект

Университет. Максим

На часах 14:22

— Распишись, я отправляю.

— Уже? Но Охрович и Краснокаменный в Хащине.

— Охрович и Краснокаменный расписались с утра.

— Вот, значит, как.

— Что тебе не нравится? Мы не можем сейчас медлить.

— Зато можем подписываться ни свет ни заря, не ставя меня в известность? Великолепно. Куда мы торопимся?

— Выигрываем время у Бедроградской гэбни!

— Ларий, запрос на встречу действителен сутки, и если…

— Если откажутся, мы их сделали. Если согласятся, у них всё равно будет мало времени.

— Это у нас будет мало времени, Ларий. Лекарство ведь ещё не готово?

— Готово. То есть готово будет к вечеру, но тестовый образец-то сработал.

— Нам нужны гарантии, а не один сработавший тестовый образец!

— Дима сказал, что раз сработал даже сделанный раньше срока и кое-как…

— Дима сказал?! Давайте, слушайте его. Тогда вообще всё будет раньше срока и кое-как.

— Да остынь ты. Лекарство есть, есть шанс выиграть время. Подпишешь или нет?

— Нет. Мы не можем пойти на очередной неоправданный риск.

— Ох. Росчерк на бумаге — это всё же формальность. Пустая, но необходимая по протоколу.

— Что ты имеешь в виду?

— Утром ты слишком быстро ушёл на медфак после разговора с Ройшем…

— И?

— Максим… мы уже послали запрос телефонограммой.

На часах была половина третьего, когда дверь истфака БГУ им. Набедренных оглушительно хлопнула за спиной Максима. Удар мокрым ветром в лицо не помог, не вернул ни спокойствия, ни ясности мысли. Подошвы чуть скользили по не просыхающей который день брусчатке, пытались замедлить бегство. Если даже треклятые подошвы не хотят соглашаться с тем, что делает их хозяин, чего можно ожидать от людей? Какой-то случайный прохожий, едва не сбитый Максимом с ног, возмутился: «ненормальный!».

Ненормальный

Прекрасная отговорка, универсальный ответ на любой вопрос. Ненормальный уровень внутренней агрессии: вспыхиваешь вдруг яростью, слепнешь и глохнешь, клокочешь изнутри и не внимаешь разумным советам. Если разумные советчики осведомлены о твоей маленькой гормональной проблеме, они обязательно вежливо смолчат, а про себя вздохнут: ненормальный, ничего не попишешь, надо относиться с пониманием.

Это «понимание» злит ещё больше, потому что понимать нечего. Медицина не относится к точным наукам, она имеет дело не с фундаментальными законами, а с суммой частностей, поведение которых принято считать предсказуемым. Принято, но не более того.

Тот факт, что в 51-м году одна небольшая лаборатория медикаментозными методами пыталась повысить уровень внутренней агрессии у некоторого количества младенцев, ещё не означает, что она добилась значимых результатов. А тот факт, что эксперимент был вскоре пущен на самотёк, поскольку всем частным лабораториям пришлось присоединиться к Медкорпусу и не все из них хотели обнародовать свои прежние проекты, ещё не означает, что последствия были плачевны.