Чума в Бедрограде

— Весьма, — кивнул Гошка, отвинчивая последний шуруп из крышки щитка. У него, ясное дело, был ключ, но бригадирша электриков настояла на том, чтобы они с Андреем свинчивали крышку сразу — мол, ей всё равно потом придётся, нечего преумножать труды. Она вообще оказалась склочной бабой, чем и понравилась Гошке — знает своё дело, знает, кто здесь главный и вовсе не собирается поступаться своими интересами.

Хамить главному нехорошо, и бригадиршу ожидал бы перевод на какую-нибудь гораздо менее престижную должность, если бы не секретность операции.

Теперь ей грозит несчастный случай, бедняжке.

Хамить главному — нехорошо.

— Когда мы говорим «контролируемая эпидемия», — поддавшись нравоучительному порыву, продолжил Гошка, — мы имеем в виду «контролируемая нами эпидемия». Если Университет тоже взялся травить людей, наш гуманистический долг и священная обязанность — их вылечить, не так ли.

— Ну-ну. Всех, кроме одного? Почему бы этого одного тоже не вылечить? Можем же опять спалиться.

— Потому, Андрей, — Гошка снял крышку щитка, воззрился на месиво проводов, — что травить своих — грешно и порочно. А за грехи и пороки приходит расплата. Какой, по-твоему, надо херачить?

Андрей дёрнул плечом и отвернулся. Миленький вознегодовал?

Миленький прекрасно умел подстраиваться под ситуацию и ориентироваться на пересечённой местности, но при этом всегда корчил такую рожу, будто ему в организм вводят живых угрей. Внутривенно.

— Вот и я думаю, что все, — хмыкнул Гошка, сцапал рукой самый центр чёрно-красного гнезда и изо всех сил дёрнул. Никаких искр, само собой, не брызнуло, только с писком мигнула и погасла лампочка.

Простите, о невинные жертвы политических акций.

— Ты так радуешься происходящему, как будто мы выигрываем, — проворчал Андрей из свалившейся на голову темноты. — А ситуация ведь глупая. Мы травим — они лечат. Они травят — мы лечим. Лекарства у нас после рейда фаланг — пихт наплакал. А синтез новых партий идёт слишком быстрыми темпами, ночью аппаратура вообще начала сбоить от таких перегрузок! Нужны решительные действия.

А они тут чем занимаются?

— Я так радуюсь происходящему, миленький, потому что теперь всё гораздо, гораздо интереснее.

Ведь именно в этом соль политики — в нюансах, в маленьких шажках, которыми приходят большие перемены. Университет держится за свою мораль и атмосферу любви и ласки, а значит — достаточно эту атмосферу отобрать. И, откровенно говоря, это гораздо веселее, чем перестраивать канализации и бегать потом по фалангам, тыкая пальцами в то, кто тут некомпетентен. Ходить по старшим скучно и унизительно, то ли дело партизанская война на равных.

Гошка любил пихтский эпос. Среди прочих там была невыносимо длинная и нудная история про то, как некий пихт продал свою бессмертную душу лешему за мирские блага, хоть глупые росы его и отговаривали. Продал, поимел лёгкую и счастливую жизнь, а в конце так и не понял, что такое душа, была ли она у него раньше, зачем отговаривали и в чём наёбка.

Душу придумали древние росы и прочие интеллектуально обогащённые — на свою же голову.

С теми, кому так важно не запачкаться, весело бороться, потому что достаточно разок кинуть в них говном — и они уже будут считать себя проигравшими. А добить лежачего — это так, дополнительное удовольствие.

В поисках двери на лестницу Андрей, ругнувшись, схватил Гошку за плечо, и тому слегка ёкнуло.

Что ж не радоваться-то, миленький, если мы снова вместе?

— Куда ты лезешь, дай электрикам зайти, — осадил он его вслух. — Им дорога прямо на нужный этаж, займут народонаселение, пока мы делаем дело. Чтоб народонаселение особо не пялилось по сторонам.

— Знаю я, — буркнул Андрей, но руку с плеча не убрал.

Он мог сколько угодно клеить серьёзность, но Гошка-то знал, что в нём бьётся точно такой же азарт, только у Андрея от него синяки больше, потому что сложно одновременно бросаться под обстрел и опасаться где-нибудь напортачить. Наверное, миленького с его осторожностью можно даже пожалеть.

Поразмыслив, Гошка притянул Андрея поближе — просто так, чтобы был.

— Перестань делать лицо и посмотри на это так: зачем вообще идти в гэбню, если тебе не нравятся противостояния?

Андрей покачал головой — и смотреть не надо, чтобы почувствовать, как надулся.

— Ответственность? Синхронизация? Благо города? Ты сам всю шапку про это прозудел.

— Да, а ещё хождение по колено в дерьме, пулевые ранения и рейды фаланг, — фыркнул Гошка. — Это тоже прописано в вакансии. Вот я и спрашиваю — зачем идти в гэбню, если тебе всё это, всё вместе не нравится? Чтобы носиться с тем, какой ты ебически благородный? С этим в Университет, миленький.

Андрей что-то пробурчал, но мышцами расслабился.

— Я всё ещё помню избиение стола.

— И, поверь мне, я получил от него всё удовольствие, которое можно в принципе извлечь из избиения неживого объекта.

А ещё Университет — хороший противник.

Приятно, когда скандальную бригадиршу бьёт случайным ударом тока, но ещё приятнее — когда коротит тех, у кого к зубам прилагается табельное оружие.