Низкое бедроградское небо было сплошь обложено тяжёлыми тучами, но тучи тоже могли идти нахер.
Гошка невольно улыбнулся.
По крайней мере, перед ним больше не стоял вопрос о том, стоит ли посылать на головы Университетской гэбни очень злых людей с оружием.
Глава 25. 853
Медицинская гэбня. Виктор Дарьевич
Виктор Дарьевич открыл глаза, для разминки перебрал в уме новейшую редакцию полного перечня психопатий и только после этого приподнялся на локте. В купе было уже темно, а за окном — ещё темнее.
Новейшая редакция была хороша как минимум тем, что, помимо действительно существенных изменений, Виктор Дарьевич внёс туда один категорически абсурдный пункт, появившийся из опечатки одного излишне серьёзного ассистента. Виктор Дарьевич дал волю фантазии, доработал опечатку, за два вечера сочинил внятное клиническое описание выдуманного расстройства и заставил одну маленькую и доверенную лабораторию подвести под это дело правдоподобную статистику.
Вот и пусть теперь европейская разведка, постоянно пытающаяся умыкнуть передовые разработки Медицинской гэбни, ломает голову над неизвестным недугом. До смерти надоели, умственно неполноценные. Дёргают, дёргают — а потом Бюро Патентов опять вызывает на ковёр, качает головами и просит не сдавать позиций в международной гонке за прогрессом. Очень отвлекает.
Виктор Дарьевич вздохнул и воровато закурил (у путешествия без своей гэбни определённо есть преимущества — никто не зудит: «Не кури на голодный желудок, хоть стакан воды выпей, проснувшись»).
До Революции росской медицины почти что не существовало. То есть практикующие врачи практикующими врачами (правда, тоже те ещё шарлатаны были), но о медицине как науке речи не шло. В штейгелевском институте в Петерберге наклёвывались какие-то разработки, но там они и оставались. С закрытым городом, переполненным иностранцами, дореволюционное правительство не слишком считалось.
Европы такое положение дел более чем устраивало: удобно было держать на коротком поводке Росскую Конфедерацию за счёт чудовищного разрыва в научно-технической сфере. Революционный Комитет, быстро и нагло взявшийся за сокращение этого разрыва, нанёс Европам прямо-таки оскорбление. Вот и развели тут разведку.
Виктор Дарьевич самодовольно затянулся поглубже.
В описание фальшивой психопатии он запихнул что-то про манию контроля третьего уровня, хотя терминологически вернее было бы написать «третьей степени» (степени мании контроля, бред какой!). В Европах шутку не поймут — зато, когда тиснут в какое-нибудь международное издание статейку с ворованными материалами о свежем открытии в психиатрии, взятом известно откуда, во Всероссийском Соседстве порадуются лица третьего уровня, пристально следящие за любой утечкой информации из Медкорпуса. Хотя оные утечки — ой не их забота. Но мания контроля, мания контроля!
Докурив, Виктор Дарьевич вслепую ткнул останком сигареты в столик и ругнулся. Ему было вполне уютно в простеньком купе за какие-то смешные деньги, но в тех вагонах, к которым он успел привыкнуть за долгие годы службы в Медицинской гэбне, пепельницы прикручивались прямо к столикам и проводники меняли их по первому требованию. В дешёвых купе не курят, вспомнил Виктор Дарьевич. Пришлось бросить окурок в стакан и открыть окно, вентиляция-то тоже не та.
Чья-то мания контроля принуждает иногда брать билеты в купе без пепельниц.
Виктор Дарьевич выглянул наружу: в проходе, чуть в стороне от дверей его купе, смиренно пялился на сменяющие друг друга пейзажи, скажем так,
Прочие сопровождающие, которые не несли вахту прямо сейчас, должны были сидеть по своим купе — справа и слева от Виктора Дарьевича. Он взял с собой десять человек, хотя его изо всех сил убеждали, что нужно больше, но на целую армию Виктор Дарьевич согласиться не мог, призрак детских игр в шпионов и без армии несколько смущал его.
Дежурному было велено как можно скорее обеспечить крепкий чай, пепельницу и ещё крепкий чай. Судя по проносящимся мимо живописным болотам с осторожными вкраплениями какой-то промышленности, скоро Бедроград.
Виктор Дарьевич машинально проверил нагрудный карман — бумага была на месте.