Чума в Бедрограде

Забавно видет’ очаровательного, спокойного, благожелательного на людях Андрея таким — не прячущим нервы и злобу, не натягивающим маску дружелюбия. Это и ест’ главный показател’ синхронизации, о которой тут так много думали и говорили, когда Андрей пропал, — не закрыват’ся от своих. А если и закрыват’ся на секунду — упялившис’ ли под капот, устроив ли какой другой спектакл’, — то бросат’ это дело, как только тебя спросят, что стряслос’.

— Что тебя не устраивает в Дмитрии Борстене? — подошёл Соций, тоже закурил, поглядывая на дорогу.

— Что это не ответ, — буркнул ещё раз Андрей. — Даже если он — это он, что мы с того имеем? Мы всё равно не знаем, например, как он приманил в Медкорпус фаланг.

— Так и спросим, — кровожадно хмыкнул Соций. — Спрошу, вернее.

Бахта Рука к Социевой кровожадности относился положительно, хотя совест’ напоминала: возможно, Дмитрий Ройш-Борстен, если он Дмитрий Смирнов-Задунайский, — кассах, а с кассахами у Соция разговор всегда короткий, после Северной Шотландии-то.

За свою жизн’ Бахта Рука непростого отношения к малым народам тоже наелся, недаром он тавр без косы — любители таврских кос постаралис’. Так что он бы и рад посочувствоват’ гипотетическому кассаху, что тому именно с Социем встречат’ся, но, с другой-то стороны, пойди напасис’ сочувствия на университетских. Они ж на шею сядут и поедут, хлыстом погоняя.

— Ну про фаланг он, может, для разнообразия и расскажет, — гнул свою линию Андрей. — Но это всё равно не самое важное!

— Тебе какую проблему не реши, ты тут же новую найдёшь, — не выдержал, засмеялся Бахта Рука. — Что у нас теперь самое важное?

— Откуда, — мрачно бросил Андрей. Помолчал для нагнетания атмосферы, потаращился в пустоту и продолжил через какое-то время: — Откуда было известно, что надо давать фалангам наводку. Проще говоря, как они в принципе вышли на наши планы.

— И вот этого херов Дмитрий Ройш, в смысле Борстен, точно не сдаст, — не менее мрачно выплюнул Гошка, с самого прибытия куривший сигарету за сигаретой в отдалении.

Он вообще был сегодня сам не свой — устал, наверное, в таком режиме бегат’. Вроде и полномочия Университетской гэбни временно отобрали, и оружие табельное, и Дмитрия Борстена-Ройша вытащили поговорит’, а Гошка как будто не рад.

Бахта Рука чувствовал себя неуютно, глядя на такого Гошку. Перед выездом и Бахта Рука, и Андрей, и Соций попробовали к Гошке сунут’ся, но тот только попросил стимуляторов каких-нибуд’. Сказал, с ног валится, голова не варит. Шутил, что стареет, не выдерживает рабочего напряжения.

Какое ему старет’ — это Бахте Руке сорок пят’, но он и не думал как-то о старости, Социю вон тоже за сорок перевалило, а Гошка-то их обоих помладше будет.

— Едет, — щёлкнул языком Соций, собрался вес’, сразу стал жестче, внимательней. Не человек, а согнутая пружина.

Андрей легко спрыгнул с капота, расправил плечи, натянул на лицо безмятежное радушие — будто не он полминуты назад видел сплошные трудности без единого просвета.

Бахта Рука буквально физически ощутил, как сам приходит в боевую готовност’, заражается агрессивным настроем Соция и Андрея. Его-то самого скорее веселила перспектива беседы с неизвестным университетским медиком без прописки, которого в числе главных фигурантов назвал известный университетский медик, отец Ройшевой девки.

Но собственные эмоции становятся неважны, когда головы твоей гэбни так отчётливо жаждут военных действий.

— Одно такси всего, — констатировал и без того очевидный факт Бахта Рука. Махнул младшим служащим, которые уже ждали сигнала, чтоб выехат’ проверит’ хвосты.

Кое-кто сидел по кустам и ближайшим постройкам, но им никакой специальный сигнал пока не нужен, сами должны следит’ за происходящим. Будет повод открыват’ огон’ — тогда и сигналы будут.

Оставшиеся младшие служащие мгновенно выстроилис’ у ворот склада, готовые обыскат’ Дмитрия Борстена на предмет оружия и иных объектов, которые можно использоват’ для нападения.

На Соция, конечно, попробуй напади, но Андрей настаивал на перестраховке, да и Бахта Рука на сей раз не видел в предосторожностях ничего дурного.

— Раньше он, если это он, особой физической подготовкой не отличался, — шепнул Социю Андрей, хотя вчера они и так вес’ вечер проговорили о характеристиках и особых приметах гипотетического Дмитрия Смирнова-Задунайского.

Соций только самодовольно улыбнулся, даже дал Андрею шутливого пинка — ох, не терпится же ему поговорит’ по душам с университетским человеком.

Всем не терпится, но поговорит только Соций.

По-хорошему всем остальным и быт’-то здес’ не полагалос’ — ясно же, что университетские очен’ хотели бы скрыт’ Дмитрия Борстена ото всех, от кого получится. Но о прямом запрете речи не заходило, равно как и о составе людей, обеспечивающих безопасност’ мероприятия за дверьми склада. Могут же трое остальных голов Бедроградской гэбни пожелат’ проследит’ за ней самолично?