Чума в Бедрограде

Мимо бледной Бедро-гадской гэбни с песнями и танцами!

залихватски

— Каждая секунда в этой рубашке влетает вам в грифончика, — сообщили Охрович и Краснокаменный Гуанако.

— Мы создали ваш образ с нуля.

— Вы должны нам.

— Оплата натурой приветствуется.

— Только не в образе, а то никогда не расплатитесь.

— Впрочем, разве кто-то может желать иного будущего?

Стыренная у Мули Педали самокрутка с гуанаковской рукой на буксире упрямо взметнулась (из любви упрямо метаться):

— Не округляйте, не с нуля!

ПоПрАл! (сущ.)

Этот попрал циклится на мелочах. Неважных деталях. Охрович и Краснокаменный и сами бы предложили что-нибудь в таком духе.

А всё потому, что он теперь водит дружбу с большими шишками (пятый уровень доступа — это вам не шестой, прозябать вас в доцентах!). Голова Медицинской гэбни приехал в Бедроград мучить и истязать Диму, а тот на пару с Гуанако задурил ему голову. Капитально развёл на бабки. В основном Гуанако разводил, конечно. Разводила (сущ.). Он же умный.

КАК ЭТО БЫЛО

(радиопьеса)

А потом Гуанако такой говорит: итак, уважаемый, я вас развёл, я же умный. Больше у меня нет времени тут лясы точить, вон он (указывает на Диму) должен сейчас кое с кем встречаться. Так что я пошёл.

Голова Медицинской гэбни такой: Куда пошёл? Может, ещё немного меня поразводите? У меня богатый репертуар.

Гуанако такой: Встречаться и беседовать. Кое с кем.

Голова Медицинской гэбни такой: По-моему, вы что-то путаете.

Гуанако такой: Да похуй, всё равно меня убьют, это мой бывший армейский командир, я пред ним робею.

Голова Медицинской гэбни такой: Дак давайте я вам дам!

Дима такой: Я ревнив и протестую.

Гуанако такой: Охрович и Краснокаменный в другом месте.

Охрович и Краснокаменный (в другом месте) такие: Мы в другом месте!

Голова Медицинской гэбни такой: Я ограничен и не понимаю интеллектуального юмора, но имел в виду экспериментальные психотропные пилюли, вызывающие временное помутнение рассудка и рассеивание внимания.

Охрович и Краснокаменный (в другом месте) такие: Пихтотропные.

Голова Медицинской гэбни такой: Давите капсулу у реципиента перед лицом, и всё, полчаса он сам не свой. Если вас страшит беседа — самое оно. Один недостаток, воняют латиноамериканскими лианами, потому их в массовое производство пока и не пустили. Собственно, потому они мне и самому не сдались. Берите, я вам даже приплачу, и так весь карман провонял.

Гуанако такой: На что эти ваши латиноамериканские лианы похожи хоть?

Голова Медицинской гэбни такой: На толстых довольных удавов с цветочками.

Гуанако такой: Я имел в виду по вони.

Голова Медицинской гэбни такой: А. Ну. Из росского? Пожалуй, на черёмуху.

Гуанако такой: ЧЕРЁМУХУ ГОВОРИТЕ

Хрупкую и нежную, как Димина самооценка, веточку черёмухи мигом притащил из Порта Муля Педаль. Веточку цветущей (и пахнущей) черёмухи. В сентябре!

Глубоко же он смотрит Гуанако в рот, по самые гланды.

Как и все. (Кто это сказал? Изгнать коллаборациониста! Охрович и Краснокаменный — самостоятельные и независимые личности, они никому никуда не смотрят! А если смотрят — то только профессиональным глазом. Он у них один, по чётным дням месяца принадлежит Охровичу, по нечётным — Краснокаменному.)

Вонючую пихтотропную капсулу в волосах (тонкой полоской пластыря к уху) замаскировали хрупкой цветочной веточкой. А то если б посреди разговора от Гуанако черёмухой заблагоухало, даже тупая армейская башка заподозрил бы его в худшем. Надо сразу маскировать хрупкую цветочную веточку. Чтобы в худшем не заподозрили заранее. То есть чтобы заподозрили и потом уже не дёргались.

И за этим Гуанако молитвенно приполз на коленях к Охровичу и Краснокаменному, и такой говорит: нет, ребята, это недостаточный материал для отдельной пьесы. Давайте кратенько.

Натуральный попрал (вид тучного горного козла), только хилый.

В общем, Гуанако попросил сделать с ним что-нибудь, чтоб никто не удивился веточке черёмухи в руках.

И они сделали.

Они создали.

Он сперва ныл, что вот так как раз не умеет. Даже косу отказывался заплетать (пришлось повелеть Муле Педали лично попросить его об этом). А теперь вон явно втянулся, не спешит из рубашки-то выскакивать.

Даже усталую сонность всем телом изобразил, чтоб подольше из неё не вылезать.

Депривация агрессии принимает странные формы, да, да, да, постыдный профессор?

— И как вам единение братьев по оружию? — вопросили Охрович и Краснокаменный.

— Мы же видим, что вы откинулись и закурили.

— Встреча прошла удовлетворительно?

— Расскажите нам все грязные подробности.

— Более чем удовлетворительно, — Гуанако выдохнул дым в крышу машины, самодовольный. — Брат по оружию желает повторить, но уже не со мной, а с реальной университетской властью. Без бюрократии, зато с пушками. Завтра ночью, в том же месте.

— Это сложно, — нахмурились Охрович и Краснокаменный.

— Мы не уверены в своей готовности соорудить в том же месте горы за сутки.

— Да и запас кассахов у нас ограничен.

— Теперь — совсем ограничен, братскими же стараниями.

— Одну только форму ИВА шить — полночи уйдёт.