Чума в Бедрограде

— Это неправда. Мы бы вышвырнули тебя в холодный безразличный мир в любом случае.

— Ты спрашивал, что тебе следует делать?

— Выйди навстречу таксисту, сядь в такси и поезжай к Гуанако.

— Он скажет, что тебе делать.

— Он знает, как ты можешь «хоть что-нибудь исправить».

— Он хочет, чтобы ты «хоть что-нибудь исправил».

— Он — разумеется! — готов дать тебе шанс.

— Шанс, понимаешь?

— Шанс поступить правильно.

— Шанс найти себе место.

— Возможно, не последний, но ближайший в обозримом будущем.

— Всё в твоих руках.

Максим кивнул и не пошёл к двери. Должен был пойти и не пошёл. Потом ещё сколько-то не пошёл, а потом пошёл.

Совсем пошёл.

— Максим! — окликнули его Охрович и Краснокаменный. Он держался за ручку двери, поэтому ему пришлось разворачиваться всем корпусом. Медленно.

М-Е-Д-Л-Е-Н-Н-О.

Неожиданно для себя Охрович и Краснокаменный высказались не сразу.

— Максим, купи скопца, — искренне попросили они после короткого молчания.

— В смысле? — очень серьёзно переспросил тот.

Хммм, хммм, в самом деле, что же может означать «купи скопца»?

Это какой-то тайный шифр?

Аббревиация?

Осёл.

Поймёт или не поймёт, ведает только монетка.

Грифон — поймёт (грифоны понятливы). Решка — не поймёт (решки непонятливы).

— Пусть это останется одной из загадок вселенной, — ответил Охрович.

— Встретимся, когда ты её разгадаешь, — ответил Краснокаменный.

Максим щёлкнул дверным замком.

Охрович и Краснокаменный хотели спать и чтобы Максим купил скопца.

Очень хотели, чтобы Максим купил скопца.

Скопцов.

СКОПЦОВ

СКОПЦОВ НА КАФЕДРЕ!

Охрович и Краснокаменный так резво метнулись к тюкам с кафедральным имуществом, что проснулись в полёте.

Кафедральное революционное чучело не было переодето.

Невозможная, невыносимая оплошность. Забегались ночью с шухерами и димами. Купились на усики. Хотели спать. А теперь уже восемь утра нового дня, а на кафедре по-прежнему Скопцов.

Если Скопцов провисит ещё день, это ж сколько будет скопцов!

— Можем ли мы оставить всё как есть и тем повысить шансы Максима? — вопросил Охрович.

— Шансами Максима сегодня заведует Гуанако. И он сам. Негоже пользоваться кафедральным чучелом по таким мелочам.

— И потом, никакой Максим не стоит атаки орды скопцов.

— Кидаем?

Охровичу и Краснокаменному стало не по себе (не по двум себям). Выпадет хэр Ройш — придётся немедленно мчаться на кафедру.

Не все представители Революционного Комитета терпят шуток.

А так хотелось поспать.

Чтобы монетка не простаивала (её тоже негоже расчехлять впустую), они прокинули оружейную принадлежность.

Головам Университетской гэбни до завтрашнего утра запрещено носить оружие. Но есть оружие, а есть исторические артефакты.

Обрез Твирина (сегодня — Охровичу).

Револьвер Золотца (сегодня — Краснокаменному).

Официально хранившиеся на кафедре истории науки и техники все эти годы.

По-прежнему рабочие (кому нужны нерабочие ловушки?).

— Чучело всё равно надо прокинуть. Выпадет хэр Ройш — поедем прямо сейчас, такова судьба.

— Поберегись, кидаю. Решка, решка, решка, грифон.

— Хикеракли! Это к хорошей погоде, веселью и примирению.

— А также к неожиданным поступкам в адрес ближнего своего, чьему-нибудь безумию и бегству из политики. Ваше экспертное мнение относительно необходимости поспешности?

— Сложный вопрос, коллега! Хикеракли — это не хэр Ройш, но и не опальный Гныщевич.

— Он наш с вами политический батюшка, коллега. Насколько мы ценим наследственность?

— Часа на два.

— На полтора, пожалуй.

— Включая дорогу до кафедры? Потому что если включая, то можно уже и не ложиться.

— Не ложиться нельзя, коллега. Мы с вами, позволю себе заметить, выглядим как дохлые дикобразы.

— И эффективность наша примерно такая же, соглашусь.

Охрович и Краснокаменный выкопали из тюков всё необходимое для чучела Хикеракли. И — НАКОНЕЦ-ТО — пали.

Полтора часа, каждая секунда которых будет использована с умом.

Без ума.

Во сне.

Спальное место (с-ПАЛ-ьное) находилось в комнате с балконом, и запах ёлочки снова встревожил ускользающие умы. Сосед-походник безумен. Сосед-походник посреди чумы и политики притащил на балкон (свой, смеяли надеяться Охрович и Краснокаменный) ёлочку, которая на них теперь пахла.

А с другой стороны, Максим тоже способен удивить.

Максим вполне мог выбраться из верёвок только затем, чтобы тайно пробраться в сортир с еловым освежителем и потом незамеченным вернуться.

И никто бы не догадался.

Глава 32. Присмотреться

Университет. Максим

Потому что иногда надо просто смириться.

Посмотреть на вещи с другой стороны и смириться.

Другая сторона — это ведь, как выясняется, вовсе не обязательно предательство убеждений. Это, как выясняется, всего-навсего другой угол зрения, который иногда помогает видеть чётче те же самые вещи.

Максим невольно усмехнулся: видеть чётче.

Можно при хорошем зрении надевать очки с простыми стёклами, а можно — при плохом линзы. Другой угол зрения — это почти что линзы и есть. Что-то меняется в восприятии, но никто об этом не догадается, если не сказать вслух.