Ох уж эти вечные «но», способные всё испортить!
Андрей побарабанил пальцами по стеклу в ожидании секретаря с целой папкой сплошных «но», заверенных печатями.
— Ты б закруглялся, — вошёл в общий кабинет Бедроградской гэбни Бахта. — Даже мундира ещё не надел, а уже время.
— Какое время? — чуть раздражённо обернулся к нему Андрей. — Встреча назначена ночью. После полуночи. Не самое чёткое указание, можно и не бежать сломя голову.
— Стоит приехать пораньше, — настаивал Бахта.
— У меня ещё остались дела.
— Эти? — Бахта протянул Андрею папку, на корешке которой чернел код инфекционных лабораторий при Бедроградской гэбне.
— Спасибо, — заулыбался Андрей.
Искренне заулыбался — кто бы что о нём ни думал, он способен на настоящее, неподдельное дружелюбие. По крайней мере по отношению к своей гэбне. Ведь ничего нет приятнее знания, что твои дела — не только твои, что остальные помнят о них, готовы помочь. Пусть даже в такой мелочи, как транспортировка папки с анализами от лаборатории до кабинета. Не пришлось ворковать с секретарями — уже облегчение.
Улыбка сползла с лица Андрея, стоило ему бегло ознакомиться с содержимым папки.
— Опять дерьмо? — закурил Бахта, продолжая переминаться с ноги на ногу от нетерпения.
Ему бы только сорваться уже к «реальной университетской власти», ни о чём не может думать, упускает столько важных деталей!
Андрей фыркнул. От своей гэбни не хочется скрывать ничего — ни благодарности, ни недовольства, ни даже злости. Своя гэбня — это ж не секретари какие-нибудь.
— Вы трое, — сверкнул он глазами на Бахту, нисколько не смущаясь отсутствием в кабинете Соция и Гошки, — ведёте себя так, будто на этой встрече свет клином сошёлся! Даже если мы их там и перестреляем к лешему, это не значит, что после последнего выстрела из радиоприёмника понесётся музыка и «роли озвучивали», а потом начнётся выпуск новостей. Нам надо понимать, с чем мы останемся хотя бы к завтрашнему утру, не говоря уже о дальнейших перспективах.
— С юбилеем Первого Большого Переворота мы останемся, — вздохнул Бахта. — Сейчас как раз закончили с Гошкой убиваться над телефоном. Без нашего личного присутствия там как будто и коня седлать не могут! Какой-то промышленный альпинист, который лозунг в кроне Первого Большого Перевернутого размещал, наебнулся оттуда. Голова закружилась. Врачи говорят, вышел на работу с тяжёлым ОРЗ.
— ОРЗ, прекрасно, — Андрей даже не стал искать свои сигареты, забрал уже прикуренную прямо из рук Бахты. — Тяжёлое ОРЗ среди техперсонала, обслуживающего завтрашний юбилей. Леший, леший!
— Расслабься, — махнул рукой Бахта. — Гошка поорал на каждого тамошнего начальника по очереди, заставил полностью заменить команду прямо сейчас. Якобы новой формы ОРЗ боимся. Ну, как медфаковские детишки в поликлиниках врали, чтоб там чуму ловить. Перенимаем опыт Университета! — Бахта удовлетворённо хмыкнул. — Короче, всех этих с ОРЗ через часик-два в твои лаборатории и подвезут.
Андрей снова отвернулся к переливавшемуся предпраздничными огнями окну.
Сам юбилей под Бедроградом, но гости-то обосновались в городе, поэтому город тоже был украшен, в городе уже сегодня проводились какие-то мероприятия. Кто этим занимался, когда на самом-то деле всех волнует эпидемия? Видимо, Бахта. У него на долбаные праздники рука давно набита, дольше всех в Бедроградской гэбне служит.
А Андрей ещё ругался тут на безделье. Стыдно.
Надо как-то успокоиться перед встречей, а то настроение так и скачет лихорадочно: от благодарности к бешенству и обратно за полминуты.
— Бахта, не справляются мои лаборатории, — тихо-тихо произнёс Андрей. — Я не понимаю, в чём дело.
— Какой сейчас процент летальных исходов среди получивших лекарство? — с порога поинтересовался Соций, пока Бахта подбирал слова ободрения.
Соций тоже уже был при мундире и наплечнике. Готов выезжать, хмурит брови.
— Четверть! — Андрей будто со стороны услышал, как дрогнул его собственный голос. — Не четверть процента, само собой. Четверть получивших лекарство — трупы, — и посмотрел на Бахту и Соция самыми искренними за всю свою жизнь показательно испуганными глазами.
Перед собственно трупами Андрей не испытывал ни страха, ни угрызений совести. Люди умирают. Люди иногда умирают по вине тех, кто должен — сообразно своим служебным инструкциям — за них отвечать. Ну и что. Служебные инструкции всегда сложнее, чем кажутся, — и это не только давным-давно заготовленная отговорка для фаланг. Андрей действительно полагал, что безопасность
Кому-то надо умирать, чтоб остальные могли жить спокойно.
Показательно испуганные глаза испуганы искренне не поэтому.
Совсем не поэтому.
Бедроградская гэбня запустила эпидемию. Контролируемую. Контролируемая эпидемия — эпидемия болезни, от которой есть лекарство. На самом деле есть, без оговорок и погрешностей. Любых погрешностей, о четверти летальных исходов и речи быть не может.
Отсутствие гарантий.
В такой работе, как у Бедроградской гэбни, отсутствие гарантий — это конец.